«Эшник показал мне огромную папку с фотографиями митингов»

“Ъ” поговорил с ученицей, которую полиция допросила прямо в школе

Полиция начала искать подростков, которые участвовали в несанкционированной акции сторонников Алексея Навального 9 сентября. На этой неделе в московскую гимназию №1567 пришел сотрудник Центра по борьбе с экстремизмом, который потребовал от 17-летней школьницы Камиллы Ярычевой написать объяснительную про ее политическую активность. При этом администрация гимназии не стала сообщать родителям девушки о том, что за ней пришла полиция. Спецкорреспондент “Ъ” Александр Черных побеседовал с Камиллой Ярычевой и ее мамой Марией Старостиной, а также попросил адвоката прокомментировать ситуацию. Получить комментарий гимназии №1567 “Ъ” пока не удалось.

Фото: Гимназия 1567 / Facebook

Камилла Ярычева

— Камилла, расскажите, как начался ваш разговор с полицией.

— Я была на уроке алгебры, когда в класс зашла женщина из администрации школы и сказала, что меня вызывают в кабинет директора. Там уже сидела женщина-полицейский и с ней мужчина в штатском. Он представился, сказал, что из Центра по борьбе с экстремизмом. Я ответила, что хочу разговаривать с ним только в присутствии адвоката. Но наша замдиректора объяснила, что пока я нахожусь в школе, она считается моим законным представителем и поэтому полиция имеет право в ее присутствии общаться со мной.

Ничего не поделаешь, начали разговаривать. Этот эшник первым делом спросил, знаю ли я, почему он пришел. Я говорю: «Ну…и да, и нет. Вы лучше сами скажите». В общем, максимально строила из себя дуру. Тогда эшник показал мне огромную папку с фотографиями митингов. Там было много распечатанных кадров из видеосъемки, и на каждом обведен конкретный человек. Видимо, те, кого они ищут.

— Обведены были люди, которые делали что-то особенное? Стояли с плакатами, дрались? Или просто люди на площади?

— Мне кажется, они выделяли самых активных. Тех, кто стоял впереди, кто пытался организовать толпу.

В общем, он листает страницы, листает и находит кадр со мной. Спрашивает: «Это вы?» Ну, я все-таки не скрывала, что хожу на митинги, у меня в соцсетях есть фотографии с них, поэтому я сказала: «Ну да, это я».

— Какой это был митинг?

Митинг 9 сентября (в этот день сторонники Алексея Навального провели на Пушкинской площади несанкционированную акцию против повышения пенсионного возраста; часть протестующих дошли до Охотного Ряда, где их разогнала полиция.— “Ъ”).

Фотогалерея

Как 9-го сентября прошли акции против пенсионной реформы

Смотреть

А что вы делали на этой фотографии? Почему они из-за этого кадра решили вас разыскать?

— Мы там просто бежим куда-то. Кажется, уже в конце, от полиции. Но ничего такого особенного я на митинге не делала, разумеется.

Дальше он сказал, что я сделала очень-очень плохую вещь и теперь должна написать объяснительную из-за участия в митинге.

Спросил мои паспортные данные, я ответила, что не помню их, и меня отпустили за паспортом. По дороге я пыталась найти кого-то из адекватных учителей, чтобы они помогли, но не повезло, никого не нашла. Вернулась с паспортом, у меня попросили номер телефона, я сказала, что не помню и дала номер мамы.

Дальше мы начали заполнять объяснительную.

— Это был какой-то официальный документ?

— Да, это специальный бланк с заголовком «Объяснение». В самом начале он сказал, что по закону я имею право не свидетельствовать против себя. Ну, я общаться с ним не хотела, поэтому на все его вопросы отвечала, что использую 51-ю статью Конституции.

В итоге ему пришлось написать, что я отказалась от дачи объяснений. Он, конечно, был недоволен и сказал: раз так, то тебе придется прийти к нам в отдел, на Петровку, 38. И добавил: «Ты же знаешь, что будет».

Тут, конечно, стало страшно: все понимают, что Центр по борьбе с экстремизмом любого может посадить просто так.

Потом он начал задавать вопросы по другим из тех фотографиям из папки, знаю ли я этих людей, общаюсь ли с ними. Я, разумеется, ничего не стала отвечать. Насколько я поняла, он еще хотел поговорить с другой девочкой из нашей школы. Но ей повезло, ей утром стало плохо, и она ушла домой, до того как он пришел.

В конце он сказал, чтобы завтра будет ждать меня на Петровке, 38.

— А представитель школы как-то участвовала в вашем разговоре?

— Нет, она ничего не говорила. Мне было страшно, но и ей было страшно. Вообще, я всегда пытаюсь понять все стороны, и вот я ставлю себя на место администрации школы. Приходит к ним человек, из центра «Э», с которым лучше не связываться. Просит привести ученика — ну что они могут сделать, это все-таки представитель власти. Я понимаю, что руководству школы не хочется, чтобы возникли проблемы.

Но у меня лично пока никаких проблем с администрацией из-за этого разговора пока не было.

— Вы можете рассказать, почему вы пошли на этот митинг?

— Когда Алексей Навальный летом 2017 года начал свою президентскую кампанию, я записалась в волонтеры его московского штаба. Сейчас я уже не волонтерю. Ну, это понятно: и активности не так много, и у меня учеба началась. Но на митинг пошла. А тогда, летом, мы занимались агитацией — стояли с шариками, раздавали газеты, листовки. Больше, в общем-то, ничем и не занимались. Иногда ходили на лекции — нам говорили, как вести себя на митингах, как общаться с провокаторами…

— И как общаться с эшниками?

— Да, про эшников они тоже рассказывали — учили определять, как они выглядят. Поэтому, когда зашла в кабинет и увидела человека в такой характерной одежде, сразу поняла, кто это.

— Что вы думаете об этом приходе полиции в школу?

— Я не ожидала, конечно, что со мной такое произойдет, что меня найдут. Но, вообще, я еще после митинга 26 марта читала в интернете, что Центр «Э» приходит к подросткам в школы.

Так что я понимаю: это стандартная запугивающая практика, ничего серьезного не будет. Максимум, поставят на учет.

Но это все равно неприятно, потому что с людьми из Центра «Э» неприятно общаться.


Мария Старостина, мама Камиллы

— Как вы узнали, что полиция пришла в школу и беседовала с вашей дочерью?

— Я узнала обо всем от Камиллы, она мне написала «Мама, ко мне приходили». Я сразу перезвонила, и она все рассказала, как ее вынудили разговаривать с полицией без адвоката. Я поняла по голосу, что у нее сильный стресс, что ей страшно, и сказала: «Приезжай домой, я не хочу, чтобы ты сейчас там оставалась».

У меня, конечно, много вопросов к школе. Почему моему ребенку не оказали какой-то психологической помощи после такого опроса? Почему из школы не позвонили родителям, чтобы мы забрали дочь домой? Камилла со мной разговаривает по телефону, у нее стучат зубы, неужели школьный психолог этого не заметила?

— А администрация школы не предупредила вас, что за вашим ребенком пришли из полиции?

— Нет, мне никто ничего не сообщил. И я просто не понимаю, как на это реагировать. Школа — закрытое учреждение, где турникеты стоят. Даже мать не может просто так пройти к ребенку.

А тут заходит какой-то неизвестный человек, требует ему прямо с урока доставить испуганного ребенка, и школа это выполняет. Я вообще не понимаю, как это возможно.

Где защита наших прав, прав нашей семьи? Почему не вызвали родителей? Это первое, что должно быть сделано: сначала школа вызывает родителей и только потом разрешает этому человеку увидеть ребенка. Почему моего ребенка отвели к этому человеку? Я этот вопрос сейчас задаю всему обществу.

Просто подумайте, какие-то дядьки в штатском ходят по школам и допрашивают детей. У них что, больше дел нету? Пускай по притонам ходят, по рынкам. Они же не только в нашу школу пришли, это у них уже целая практика, судя по СМИ. Мне кажется, вот этим должен заниматься детский омбудсмен.

И я ведь не чужой человек для школы, я сама там раньше работала. Но ни один из людей, с которыми я дружила, мне не сообщил, что за Камиллой пришла полиция. Полная тишина, ни одной эсэмэски даже. Я написала пост в «Фейсбуке» о том, что произошло, у меня через несколько часов 140 лайков и 70 перепостов, и ни одного от моих коллег по гимназии.

Да, такие ситуации создают стресс, и мне сложно обвинять этих людей. Но я понимаю, что с людьми творится что-то не то.

— Полиция сказала вашей дочери прийти в отделение, что вы об этом думаете?

— Ни на какую Петровку она не пойдет. Я позвонила этому товарищу из центра «Э», он говорит: «Да, я назначил вам встречу на завтра, хочу вас опросить». Я назначил вам встречу, представляете? Ну, я строго ответила, что хочу сначала получить повестку.

Он говорит: вы приходите завтра, я вам на месте вручу повестку. Нет, говорю, мы никуда не торопимся, присылайте ее.

О том, зачем он приходил к дочери, я ничего не стала спрашивать. Без адвоката я с ним об этом говорить не собираюсь.

— Скажите, а сама эта история для вас была неожиданной?

— Я слежу за тем, что происходит в стране. И после дела «Нового Величия» я уже всего ожидала. И я знаю, что моя дочь — волонтер в штабе Навального.

— Вы не против такой ее деятельности?

— Мне кажется, что человек имеет право на свои взгляды и убеждения, пока он не нарушает чужих прав. Моя дочь никогда не нарушала закон, она всегда действовала в рамках российской Конституции. За что я должна ее ругать в таком случае? За кристальность ее нравственных позиций? За ее любовь к нашей стране? За ее небезразличие? Я даже не могу найти, за что бы ее можно было поругать.

Она очень неравнодушный человек, она чувствует несправедливость. Она переживает из-за темы семейного насилия, из-за стариков, которых ограбили с этой пенсионной реформой. Поэтому я, наоборот, восхищаюсь ее характером, ее силой воли. Тем, как она преодолевает непонимание одноклассников, как она отстаивает свои взгляды, даже если приходится идти против всех. Поэтому я говорю ей: «Знай, я всегда буду с тобой, я тебя поддержу».


Адвокат Тарас Котосин

— В данной ситуации правы родители. Во-первых, школа предназначена для обучения ребенка, а 17-летняя девочка в силу возраста признается еще ребенком. Согласно ст. 64 Семейного кодекса РФ, защита прав и интересов детей возлагается на их родителей. Именно родители являются законными представителями своих детей. В связи с этим, даже если она участвовала в несанкционированном митинге, полиция должна действовать через законных представителей, то есть родителей, и по месту жительства. Не допускаются какие-либо визиты в школу, давление там на ребенка, это нарушение прав обучающегося.

В данном же случае объяснение от ребенка явно получено под давлением, поэтому является недопустимым доказательством. Родителям нужно ссылаться на то, что полученное объяснение не может быть положено в основу каких-либо обвинений.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...