Фестиваль театр
Фото: Helsinki Festival
На Хельсинкском фестивале, самом знаменитом из финских смотров искусств, показали премьеру "Нейромана" — спектакля в жанре сайт-специфик, поставленного танцором, хореографом и режиссером Валттери Раекаллио в пространстве Мариинской больницы. Пациенткой одной из известных клиник Хельсинки побывала АЛЛА ШЕНДЕРОВА.
Мы опоздали — возвращались с другой фестивальной "бродилки", спектакля "Remote Helsinki". Он начался на кладбище, а закончился в торговом центре "Камппи", это рядом с больницей, но таксист заблудился: его смутила растяжка "Нейроман" над входом в один из главных корпусов. Оказалось, больница закрыта на реконструкцию и скоро станет крупнейшим в Северной Европе центром стартапов. А пока по ней бродят призраки в облике артистов "Нейромана" и их зрителей.
Строгий врач при входе надел на корреспондента "Ъ" розовый халат, вручил наушники, велел лечь на каталку и ушел. И вот так, словно продолжая "Remote Helsinki" (группа Rimini Protokoll сделала для Хельсинки одну из лучших вариаций своего бродящего по европейским городам спектакля), можно было долго лежать в коридоре, думая о том, как странно приехать в чужой город, сначала бродить по кладбищу, а потом оказаться на больничной каталке. В розовом халате, подсвеченном лучами финского заката, и с наушниками, в которых незнакомый голос по-английски рассказывает о музыкальной патологии на примере "Гольдберг-вариаций" Баха. Их якобы исследуют ученые в некоем Институте Стикса. Теорию сменила практика: в наушниках зазвучал Бах. Тут на соседней каталке кто-то зашевелился — девушка в таком же халате спрыгнула на пол и пошла по стрелке с надписью "Styx-institute".
Следуя за ней, ваш корреспондент оказалась в предбаннике, где ее облачили в защитный комбинезон и направили в бассейн, воду в котором заменяли пластиковые шарики. Художник "Нейромана" Айно Коски почти повторил инсталляцию "Термальная ванна", представленную группой "France Distraction" на недавнем Венском фестивале. Но там "купание" было веселым, а здесь тонуть в шариках пришлось в темноте, а рядом, как клешни, шевелились чьи-то конечности. После ванной мы оказались в соседней палате — там на экране телевизора врач читал лекцию на финском. Бегущая строка английских титров сводилась к вопросу: как быть с тем фактом, что мы и продукт эволюции, и мыслящие личности? Вообще, английский перевод в "Нейромане", основанном на одноименном, неизвестном в России романе Яакко Юли-Йуоникаса, был очень скуп, впрочем, слов в действе, которое равно возможно назвать тотальной инсталляцией, отнести к жанру сайт-специфик и к физическому театру, было мало. Слова требовались только в тесном кабинете, где пациент, оказавшись за столом у врача, получал под нос микрофон. Врач что-то спрашивал — тоже в микрофон — и направлял лампу в глаза пациенту. От допроса можно было ускользнуть, зайдя в бывший рентгеновский кабинет, где на широком столе и под ним извивалась таинственная медсестра. В узкой темной лаборатории по соседству ее коллега просто беззвучно двигалась, не обращая внимания на зрителей — от монитора к столу с пробирками. Но присутствовать при этом было так же "уютно", как если оказаться внутри фильма Тарковского "Сталкер", персонажей которого каждую секунду ждала какая-нибудь шутка Зоны.
Из рентгеновских застенков можно было перебраться в комнату отдыха — здесь все было узнаваемо, смущал давно засохший цветок и битое стекло со следами крови. "Путешествие по лабиринту нашего сознания" (так сказано в кратком синопсисе) сопровождалось зловещим грохотом и стонами. Страннее всего было наблюдать, как среди этого чинно расхаживает молодой персонал — прижав к себе папки с историями болезни и не обращая внимания на жмущихся к стенам зрителей. Впрочем, так было на первом этаже, на втором ужас сгущался: медсестры и медбратья безмолвно извивались в коридорах, впившись взглядом в глаза какой-нибудь жертвы из публики. В одной из палат оказалась красивейшая инсталляция врачебного пиршества: на фоне темного окна — ряд подсвеченных бокалов, на белом столе — остатки ужина вперемешку с отрезанными руками, протянутыми к лежащим на тарелках ушам и головам.
Самое неожиданное случилось наверху. При входе на четвертый этаж стоял большой макет старого французского дома, выполненный подробно, вплоть до крошечных столиков у стены под вывеской "Cafe". Макет, видимо, связан с каким-то эпизодом романа, но и вне контекста содержания навевал мысли о разнице масштабов и о тотальной инсталляции, которую все мы, возможно, создаем для того, кто над нами. В коридорах под нежную барочную музыку танцевали люди в белых халатах. Медленно, очень пластично, но на этот раз совсем без агрессии. Будто Зона решила сжалиться и выпустить забредших в нее людей, напоследок поделившись какой-то грустной тайной. Потом музыка стихла, и один из докторов объявил, что на сегодня эксперимент окончен. Впрочем, выходя из больницы, можно было услышать громкий, отчаянный собачий лай, раздававшийся из-за запечатанной двери с табличкой "Институт Стикса".