Честь стать первой премьерой в Мариинке после назначения Валерия Гергиева на пост художественного руководителя театра выпала "Обручению в монастыре" ("Дуэнье") Прокофьева. Время для нее было выбрано по меньшей мере неожиданное: в Петербурге больше привыкли к весенне-летнему премьерному дождю. Тем более что нынешний сезон начался рано, будто соревновался с сезоном филармоническим, также открывшимся на две недели раньше обыкновенного. Дополнительный нюанс вносило совпадение даты премьеры (спектакль прошел единственный раз, и второй состав даже не попал в программки) с исполнением "Леди Макбет" в филармонии. Это обстоятельство поставило петербургских и приезжих критиков, не говоря уже о широкой публике, в ситуацию выбора. Придавать особое значение такой спешке, однако, не следует. Самой вероятной ее причиной представляется необходимость обкатать спектакль перед поездкой в Роттердам, где вот-вот начнется Гергиев-фестиваль.
Тем, кто вознамерился съязвить по поводу единоначалия, воцарившегося в Мариинском театре, "Дуэнья" предоставила удобный повод. Одной из основных движущих сил постановки является балет (балетмейстер Николай Реутов). Танцуют восточный танец, испанский и другие. Действительно, Прокофьев подготовил в своей опере достаточно места для балетных сцен. Может быть, он не подозревал о возможности станцевать еще и увертюру, а возможно, был бы совсем не против.
Пеструю танцующую и поющую компанию одела Алла Коженкова (она же создала для нее обстановку). Одела с роскошью, дающей представление о бюджете спектакля, но оставляющей некоторые сомнения по части вкуса. Карнавальность к лицу опере, созданной любителем комедии dell arte и то и дело впускающей в действие хулиганящие маски. Умопомрачительный блеск при этом вовсе не обязателен, но и не исключен. Во всяком случае, все это сверкание совершенно захватывает зрителя в увертюре, поставленной с роскошью и размахом, присущими стилистике открытия Олимпийских игр.
Смещение действия на территорию увертюры явилось предзнаменованием и других корректур в плане прокофьевской оперы. Ставшая в Мариинке традиционной свобода передвижения антрактов по оперному пространству в "Дуэнье" оказалась неконтролируемой. Когда "Отелло" или "Кармен" идут с одним вместо трех антрактов, в этом можно увидеть резон: время позднее, необходимо сжать спектакль и не дать меломанам ускользнуть с последнего акта. Объяснить логику деления "Дуэньи" (антракты после второй картины второго действия и пятой картины третьего действия) труднее. Опера нарезана, как праздничный торт: где-то под нож попала розочка, в другом куске слиплись конец одного и начало другого слова в шоколадной поздравительной надписи.
Постановщиком был приглашен Владислав Пази, недавно ставший главным режиссером Открытого театра (бывшего Ленсовета). Задачи, поставленные Пази перед певцами, очевидно, были не слишком сложны и оказались им вполне под силу. Сказалось и отсутствие возрастного разрыва между персонажами и исполнителями: роли двух молодых очаровательных подружек сыграли две молодые очаровательные певицы Анна Нетребко и Марианна Тарасова. Шаржированный Мендоза пришелся как раз впору известному своим актерским темпераментом Сергею Алексашкину, артистизм Константина Плужникова вполне проявился в партии дона Жерома. Надежда Васильева в роли Дуэньи была колоритна и комична, возможно, даже слишком.
Однако балет приходит и уходит, актерские работы удаются более или менее, а в опере слушают голоса. Миром "Дуэньи" правят женщины, закручивая сюжет, вертя мужчинами по своему усмотрению и превосходя их по части вокала — во всяком случае в составе, представленном на премьере. Марианне Тарасовой слушатели были обязаны одним из самых удавшихся с музыкальной точки зрения эпизодов спектакля: ее сольная сцена в конце третьего действия прошла в редком для этого вечера вокально-оркестровом слиянии. Анна Нетребко была интереснее в комедийных фрагментах. Конкуренцию им мог составить только Сергей Алексашкин. При всем разнообразии остальных мужских ролей проблемы их были общими: об острых прокофьевских репликах приходилось лишь догадываться, о прокофьевских кантиленах — только мечтать, ансамбли, за исключением квартета из третьего действия, не состоялись. Со своими партиями большинство вокалистов обращалось как с дорогой обновкой: сидит плохо, местами жмет, местами болтается, подогнать не было времени, да и боязно.
Как известно, время — деньги. Возможно, часть потраченных на постановку денег стоило обратить в репетиционное время. Возможно, спектакль выправится после зарубежных показов. Пока же эту генеральную репетицию перед гастролями трудно, да и неловко расценивать как начало нового этапа в работе Мариинки.
ИЛЬЯ Ъ-АВРАСИН