Магический сюрреализм

Выставка\живопись

В Мадриде открывается большая ретроспектива Сальвадора Дали. Ее неизбежный успех с радостью предвкушает специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.

27 апреля в мадридском музее современного искусства королевы Софии для публики откроется большая выставка Сальвадора Дали, а закрытый ""королевский" вернисаж" пройдет уже сегодня. Не стоит сомневаться в ожидающем ее успехе. Во-первых, магия имени: один из самых известных художников ХХ века. Во-вторых, опыт Парижа: эту выставку только что показали в Центре Помпиду, где она за четыре месяца собрала 790 тыс. зрителей. Это второй результат в истории музея, причем рекорд тоже принадлежит Дали — в 1979 году его выставку увидели 840 тыс. человек. В последние дни перед закрытием Помпиду перешел на круглосуточный режим работы. Но главная причина — эта выставка сделана просто отлично.

Дали лишается налета скандальности и скабрезности, что заставляет снобов страдать от растиражированных его работ и справедливо указывать на бесконечные самоповторы последних десятилетий его творчества. Дали выглядит добровольной жертвой рынка, эстетическим утешением масс, ищущих в искусстве понятных развлечений. Но время корректирует оценки: 200 с лишним работ нынешней выставки (ее вместе делали музеи Парижа, Мадрида и Фигейраса) отобраны так аккуратно, что впору говорить о знакомстве с новым художником.

Он все тот же: эротоман, превративший отношения с женой в предмет арт-исследования (на выставке демонстрируют, в частности, садомазохистские рисунки об отношениях Галы с ее первым мужем, поэтом Полем Элюаром); политик, ходящий по краю бритвы (впаянный в фортепиано Ленин, мастурбирующий Гитлер и даже нераздваивающийся, а растраивающийся Франко — на выставке представлен весь набор злодеев ХХ века); психоаналитик, попытавшийся выйти за пределы любительства. Лучше всего Дали удавался психоанализ собственных работ, он любил заниматься им публично — по поводу картины "Метаморфозы нарцисса", с которой автор в свое время отправился в гости к Фрейду, он даже прочитал в 1955-м лекцию в Сорбонне. "Метаморфозы" также представлены на выставке, как и другие знаковые для Дали полотна, вроде "Частичной галлюцинации. Шесть явлений Ленина на фортепиано" (1931) или цикла работ, вдохновленных "Анжелюсом" Франсуа Милле (в виде исключения источник вдохновения, столь любимое Дали полотно Милле предоставил музей Орсе).

Но, главное, что здесь создает образ неожиданного Дали — малоизвестные работы, в том числе из небольших музеев, частных собраний, включая швейцарские и японские, а также графика, способная изменить традиционное отношение к художнику. Даже растиражированные вещи способны в этом контексте выглядеть посвежевшими. Что уж говорить о раритетах вроде недатированного рисунка к книге специалиста по языку глухонемых Огюста Буайе: половые органы у мужчины и женщины изображены в виде носа и уха соответственно.

Конструкции многих произведений порой очевидны. Строки поэта Лотреамона — "Прекрасно, словно встреча швейной машинки и зонтика на операционном столе" — во многом описывают эту эстетику. Не зря более прагматичные коллеги, считавшие, что искусство должно приносить пользу человечеству, к сюрреалистам вообще и Дали в частности относились сурово. Тео Ван Дусбург, лидер группы De Stijl, считал, что "подобная живопись может интересовать лишь детективов, криминалистов, психологов и специалистов по сумасшествию. Она остается и останется впредь вне современной жизни, вне наших социальных и художественных потребностей".

Но век спустя, очевидно, что прогноз оказался ложным. Выяснилось, что умение манипулировать массмедиа ради успеха на арт-рынке — не главная сторона медали. До сих пор не изданы все тексты Дали (полдюжины рукописей показывают на выставке, их впервые публикуют в каталоге). Первенство Дали в области хеппенгингов и перформансов мало у кого вызывает сомнение. Для скептиков кураторы подготовили большую кинопрограмму из лент, снятых либо самим художником, либо с его участием. Есть и полнометражка Жан-Кристофа Аверти "Вялый автопортрет Сальвадора Дали" (1966). Становится понятно, что не просто желание скандала, но отточенная художественная провокация вдохновляла этого визионера и мастера. Эстетически многие его решения по-прежнему выглядят свежими. А уж что они часто обгоняли эпоху, ясно и без слов.