Юрий Лужков поддержал идею депутата Мосгордумы поэта Евгения Бунимовича возвести монумент ельцинской эпохе под названием "Загогулина".
Евгений Бунимович обнародовал свою идею "пространственной композиции 'Загогулина'" 19 октября на пресс-конференции комиссии по монументально-декоративному искусству Мосгордумы (см. Ъ от 20.10.2000). Юрий Лужков отреагировал 21 октября. Если воспринимать его слова всерьез, то приходится признать, что мэр создал сложный юридический казус, одновременно поддержав культурные начинания Мосдумы и продемонстрировав некоторую ничтожность ее законотворческой деятельности.
Закон о монументально-декоративном искусстве диктует следующий порядок возведения монументов: сначала граждане вносят предложения в комиссию по памятникам, потом комиссия рекомендует думе, потом дума утверждает список и передает его мэру, потом мэр выбирает из списка памятник и его возводит. Анализируя этот закон год назад, Ъ высказал сомнение в осмысленности этой процедуры: если в комиссию с предложением возвести памятник обратится гражданин Лужков Ю. М., то все дальнейшие инстанции теряют смысл. Практически это и произошло: поддержав "Загогулину" уже на уровне первичной комиссии, Лужков почти решил ее судьбу.
"Почти" объясняется ощутимой ироничностью тона, в котором высказана поддержка мэра. "Если бы мы хотели поставить памятник эпохе Ельцина, то 'Загогулина' была бы удачным решением... Наша жизнь за последние десять лет действительно похожа на некую загогулину". Лучшим местом для "Загогулины" мэр считает двор перед Центральной клинической больницей. Лучшим автором — самого Бориса Ельцина.
Ирония мэра Лужкова на первый взгляд отвечает иронии предложения депутата Бунимовича. Реально — это несколько разные иронии. Соответственно этому и памятники ельцинской эпохи видятся этим двум гражданам несколько по-разному.
Комментарий мэра выдает в нем склонность к черному юмору. В интерпретации градоначальника "Загогулина" символизирует устойчивую траекторию движений первого президента России от бурных действий в Кремле к больничной койке. Представлять такую загогулину естественно в форме человеческой фигуры, хватающейся за сердце, спотыкающейся и падающей,— скульптор фиксирует ее в момент падения, еще вертикальную, но уже потерявшую точку опоры. Перед такой композицией можно славно поржать над ельцинскими "загогулинами", хотя сердечникам, лежащим в ЦКБ, вредно смеяться. В идее ощущается некоторое неизжитое раздражение ушедшим президентом и даже желание монументально пнуть его после ухода в отставку.
Ирония депутата Бунимовича менее саркастична. Он предлагает возвести "Загогулину" как знак примирения над ушедшей эпохой и мыслит ее как абстрактное произведение. В заявке он прямо говорит, что "Загогулина" должна дополнить ряд московских пеших, конных и сидящих монументальных фигур произведением нефигуративного искусства.
В этом предложении ощущается даже некоторое восхищение фактурой Ельцина с художественной точки зрения. Дело в том, что жест первого президента и само слово "загогулина" находятся на пике сегодняшних дизайнерских исканий. Выставки дизайна последних лет в Лондоне, Венеции, Милане и других художественных столицах практически целиком состояли из одних загогулин. Форма широко используется в рекламе, кино, архитектуре, с ней связывают свою карьеру такие звезды мировой архитектуры, как Френк Гери (Frank Gehry), Рем Колхас (Rem Kolhaas), Заха Хадид (Zaha Hadid), Грег Линн (Greg Linn). Президент России интуитивно ухватил эту высокохудожественную остросовременную форму и внедрил ее в российский контекст, что и предлагает увековечить депутат Бунимович. Заметим, что и издательский дом Ъ тоже не остался в стороне от этих исканий и уже установил монументальную загогулину скульптора Налича у кинотеатра "Горизонт" на Комсомольском проспекте — отчасти она напоминает разорванное сердце, так что подходит и идеям Бунимовича, и идеям Лужкова.
Два подхода к одной загогулине неминуемо столкнутся, и, возможно, депутату Бунимовичу еще предстоит ужаснуться тому, как его слово отозвалось скульптурой сердечника, падающего в приступе у ворот ЦКБ. Возможно, однако, что известное добродушие московского мэра заставит его пересмотреть свои позиции. Как он верно сказал, "наша жизнь действительно похожа на загогулину" — это относится и к нему самому с его движениями от хозяйственника до общероссийского политика и обратно. Как говорят в этих кругах, "от ФСБ да ЦКБ не зарекайся".
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН