Сегодня в Музее архитектуры Госстрой объявит открытый архитектурный конкурс на павильон баженовской модели Большого Кремлевского дворца у Кремлевской стены в Александровском саду. Конкурс резко меняет весь расклад в московской архитектурной практике.
Все в этом конкурсе — от идеи до способа его проведения — выглядит манифестом резкого архитектурного поворота.
Конкурс объявляет Госстрой, его программа подписана председателем Госстроя министром Шамузафаровым. До сего дня единственным субъектом инициативы в громких архитектурных акциях выступала московская мэрия. Мэрия мягко оттеснена от проведения конкурса; в его жюри входят главный архитектор Москвы Александр Кузьмин и его заместитель Михаил Посохин, но нет ни одного чиновника стройкомплекса.
При этом Госстрой перехватывает инициативу в точке, чрезвычайно для московских властей болезненной. В течение последних пяти лет архитекторы требуют от мэрии конкурсного распределения объектов. Мэрия внешне не против, два года назад Юрий Лужков подписал постановление о порядке проведении конкурсов в Москве. Что интересно, до того Москомархитектура еще проводила конкурсы, правда закрытые и заказные. После этого — ни одного.
Уже этого хватило бы для конфликта, но на самом деле здесь все только начинается. Чрезвычайной закрытости процесса распределения заказов в московской архитектуре Госстрой решил противопоставить чрезвычайную, можно сказать лихую, открытость. Мало того, что в конкурсе могут принять участие все желающие.Конкурс еще и международный. Но мало того, что он объявлен международным, зарубежные проекты на нем действительно будут. Регламент конкурса предполагает специальный заказ проектов иностранным архитекторам. В жюри приглашены иностранцы, заместитель председателя жюри — профессор Питер Нойвер (Peter Noever).
То есть конкурс должен проводится по модели, которой в России не было с начала 30-х годов, с конкурса на Дворец советов. Он разом разрушает три монополии: монополию мэрии на архитектурную политику, монополию Моспроектов на распределение заказов и монополию архитекторов--граждан РФ на получение заказов в РФ.
Во-первых, встанет на дыбы мэрия. Во-вторых, Союз архитекторов. Позиция союза достаточно сложна. С одной стороны, именно он боролся за то, чтобы заказы распределялись по конкурсам, с другой — побочной целью этой борьбы было то, чтобы конкурсы проводил он сам. Инициативу перехватил Госстрой. Между союзом и министром Шамузафаровым отношения не идиллические, на съезде раздраженные архитекторы даже требовали исключить министра из членов союза, если он им является, и обратиться к президенту с требованием расформировать Госстрой. Видимо, в отместку министр не включил председателя союза Юрия Гнедовского в жюри конкурса, что действительно странно. По сведениям Ъ, союз готовит по этому поводу очередное обращение к президенту.
Московская мэрия едва ли станет сейчас вступать в открытый конфликт с Госстроем. Однако сами условия конкурса создают возможности для мощного скрытого противодействия. Затея заключается в следующем. Великий российский зодчий Василий Баженов по заказу Екатерины II спроектировал Большой Кремлевский дворец. Проект предполагал уничтожение кремлевских стен и строительство на месте Кремля гигантского классицистического ансамбля, демонстрирующего образ новой России. По счастью, этого не произошло. Но Баженов создал огромную деревянную модель дворца (размером больше 100 кв. м), и эта модель находится в коллекции принадлежащего Госстрою Музея архитектуры. В свое время она была выставлена в Донском монастыре, но когда музей в начале 90-х из монастыря выкинули, модель оказалась так повреждена, что ее реставрация потребует десятилетия. Госстрой собирается выставить руины модели в павильоне у Кремлевской стены и на глазах публики реставрировать. То есть создать уникальный музей — реставрационное шоу.
В этом замысле два прокола. Первый — местоположение. Александровский сад — охранная зона Кремля и памятник архитектуры. Это значит, что Законом об охране памятников там категорически запрещено всякое капитальное строительство. Если что-то и можно, то только временное сооружение из разборных конструкций — вроде ларька, на месте которого, собственно, и должен быть выстроен баженовский павильон.
Второй — функция. Баженовский павильон, конечно, можно трактовать как временное сооружение. Однако же модель Большого Кремлевского дворца — объект музейного хранения и, следовательно, не может быть выставлена во временном сооружении. Ее экспонирование требует музейных условий, которых никакой ларек обеспечить не может.
То есть по одному закону сооружение должно быть только временным разборным сооружением, а по другому — только капитальным музейным зданием. Мэрии в этой ситуации даже не нужно действовать самой. Достаточно активизировать многочисленных охранников памятников города Москвы. Они очень удобны: внешне они — лютые враги Лужкова, проклинающие его за разрушение старины, на самом деле давно с ним сотрудничают, выдавая разрешения на сносы, реконструкции и новоделы.
Возникает вопрос: почему Госстрой не учитывает этих лежащих на поверхности неприятностей? Министр Шамузафаров выглядит в этой ситуации каким-то увлеченным романтиком, которого настолько поразил сценарий — выставить руинированную модель против стены, которую эта модель должна была уничтожить,— что он не просчитал последствий. Это как-то не вяжется с образом министра.
Чиновники Госстроя всячески намекают на то, что идею строительства павильона утвердил лично Путин, и в данном случае это не кажется чисто пиаровской акцией: вряд ли Госстрой ввязался в настолько конфликтное мероприятие, не заручившись поддержкой. Но если это так, то перед нами — эпиграф к новому этапу в архитектуре. Путинскому. И довольно эффектный эпиграф. Модель тотальной перестройки Кремля, конкурс на представление которой проводится по образцу конкурса на Дворец советов.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН