Учебный спектакль "Зимняя сказка" (3-й курс режиссерского факультета РАТИ), поставленный Сергеем Женовачом и показанный кафедре, станет заметным событием московского театрального лета. Студентов мастерской П. Н. Фоменко наверняка будут сравнивать с предыдущим выпуском — разумеется, к невыгоде третьекурсников.
Действительно, кругленький живчик Михаил Крылов (Старый пастух), обладающий задатками незаурядного комика, напоминает Юрия Степанова; Инга Оболдина (Паулина) — такая же рыжая, как сестры Кутеповы; Илья Любимов (Автолик) слегка похож на Карэна Бадалова (судя по спектаклю, это наиболее окрепшие, сформировавшиеся артисты). Что же из того? Но уже сейчас можно услышать, что Петр Фоменко и его коллеги попытались "второй раз войти в ту же реку", что "чудеса не повторяются" и пр. Все это не только бестактно по отношению к студентам, но и по существу несправедливо.
Там, где мерещится сходство лиц и свойств таланта, надо бы задуматься о педагогическом методе — и, соответственно, о сходстве форм, в которых талант проявляется. Если уж есть охота к сравнениям, прежде всего надо понять структуру учебной работы и подыскать ей аналог. Материал для сопоставления у нас под рукой: пять лет назад со студентами тогдашнего 3-го курса Женовач поставил "Владимира III степени". Спектакль сохраняется в репертуаре: собственно, с него и началась слава "фоменок". С ним у "Зимней сказки" имеются черты сходства; всмотревшись в эти черты можно понять нечто существенное о самом режиссере и педагоге.
Поздние пьесы Шекспира, за исключением "Бури", появляются на сцене редко. "Зимнюю сказку" мало кто помнит толком — она как бы не входит в обязательный интеллектуальный багаж. Женовач любит брать в работу "незнакомую классику" — интересную историю он ценит выше, чем остроумную интерпретацию. Он простодушно и искренне любит сюжет, он учит увлекаться фабулой и интригой больше, чем мнениями по их поводу, уважать тему больше, чем трактовку. Поэтому он умеет обнаружить сюжет и тему там, где их в глаза никто не видел.
"Владимир III степени" остается в этом смысле образцовой работой. Из гоголевских отрывков Женовач сложил чудную мозаику: каждое слово обрело цель, смысловую перспективу. Сочинился спектакль про два слоя, два образа жизни: "господский" и просто человеческий. Первый не чужд изящества (насмешливо утрируемого), но бесцелен и бездеятелен, а поэтому вполне чужд режиссеру. Второй может быть забавен, наивен, коряв — но все хорошее только здесь и происходит.
Жизнь, изобилующую "часами досуга", Женовач не очень понимает и не одобряет. Наверное, он и Пушкина стал бы корить за "лень и праздность". Резоны просты: живя в праздности, ничего как следует не отпразднуешь. Надо повкалывать, чтобы отдых был по-настоящему хорош и весел; кто не работает, тот, конечно, ест и пьет, но без настоящего удовольствия.
Любовь к труду и труженикам для Женовача — одна из основ художественного мышления. Ставя "Зимнюю сказку", он нашел возможность еще раз повторить мандельштамовскую "присягу чудную четвертому сословью", еще раз утвердиться в своих симпатиях, подчеркнуть обаяние обыкновенного.
Своих героев Шекспир поселил на Сицилии и в Богемии: обе страны были для него лишь экзотическими названиями. С сицилианцами проблем не возникло: действие происходит во дворце, а все дворцы для Женовача похожи, как сорок тысяч братьев. В "богемской" же половине спектакля на сцену выходят пастухи и пастушки — оставить их условными идиллическими фигурами Женовач не согласился бы ни за что на свете.
Шекспировскую Богемию режиссер превратил в хуторскую Эстонию. Этнографический колорит дозирован очень умеренно, но сомнений он не оставляет: широкополые рыбацкие шапки, толстые шерстяные гетры и неказистые пиджаки, забавная на чужой взгляд вальяжность, песни под однообразный наигрыш аккордеона. Маленькая страна трудолюбивых собственников, где выше всего ценятся рабочая сноровка и честность.
Профессиональные задачи понятны: Женовач строит спектакль на принципиальном несходстве двух образов жизни — темпераментов, интонаций, пластических рисунков — примерно так же, как свою знаменитую "Пучину" (к сожалению, снятую теперь с репертуара). Это выигрышно: две половины спектакля служат друг другу контрастным фоном, позволяющим отчетливо разглядеть детали актерской работы. Но понятны также и человеческие стремления: позабавив и умилив одновременно, наглядно доказать, что простая жизнь — самая лучшая.
Все это отдавало бы нравоучительными трюизмами, если бы не чувство юмора, которое у Сергея Женовача развито превосходно. Его юмор мягок и в основном беззлобен, но заразителен: на веселые репризы и насмешливые подтексты в диалогах (ведущихся всегда как бы чуть-чуть не всерьез) режиссер не поскупился. Эмоциональный строй "Зимней сказки" определяют сердечность, уважение к труду и любовь к озорству — качества, присущие самому Женовачу и замечательно дополняющие друг друга.
АЛЕКСАНДР Ъ-СОКОЛЯНСКИЙ