"Моего друга пригласили на маскарад. Он измазал лицо битыми яйцами и выступил в роли либерального экономиста". Эти слова Рональда Рейгана, сказанные восемь лет назад, в полной мере могли быть произнесены и в современной России. После краткого романа с либеральным взглядом на экономику ее ветреное общественное мнение вновь склоняется к прежним семейным узам с идеями активной экономической роли государства. Усиление госрегулирования и социальная политика — два краеугольных камня, на которых построена экономическая часть президентского послания Федеральному собранию.
Прозвучавшее 23 февраля в Мраморном зале Кремля президентское послание самим своим названием демонстрирует, что в этом году, в отличие от двух предыдущих, его составители ставили перед собой задачу не только обрисовать основные направления усилий исполнительной власти, но и превратить послание в эффективный предвыборный документ. Вместо тяжеловесных "Об укреплении Российского государства" (1994 год) и "О действенности государственной власти в России" (1995 год) нынешнее послание получило более публицистическое название — "Россия, за которую мы в ответе". Оно написано более простым языком, меньше по объему и в большей степени напоминает свой американский аналог, благодаря которому и появилось в российской политической культуре. Тем не менее в отличие от посланий "О положении страны", направляемых в Конгресс американскими президентами, в силу партийной традиции "доклада генерального секретаря" послание российского президента играет значительно более весомую роль во внутренней политике, имея отчасти характер установочного документа. Кстати, название послания президента США переводится на русский язык не совсем правильно, более точный перевод — "О состоянии союза" (State of the Union). Именно так начиная со времен президентства Мартина ван Бурена (1837-1841 гг.) именуется ежегодная информация о собственной деятельности и рекомендации о небходимых мерах, с которыми перед членами Конгресса выступает президент США. Несмотря на тот факт, что своим появлением послание российского президента обязано более чем 200-летней истории общения с парламентом президентов американских, в отличие от своих коллег Борис Ельцин не обязан представлять в Федеральное собрание еще и специальный "Экономический доклад президента" (по закону "О полной занятости" 1946 года). В связи с этим ежегодные послания Ельцина обладали до сих пор более подробной экономической частью, структурно имея все же больше общего с отчетными докладами ЦК.
В этом году, однако, от традиционной формы пришлось отойти, сделав акцент не столько на информационном или установочном характере послания, сколько на полемическом. Фактически Борис Ельцин выступил в прошедшую пятницу в жанре апологии, доказывая неизбежность и безальтернативность тех мер, на которые он должен был идти начиная с 1990 года. Именно поэтому большая часть послания тематически обращена в прошлое, фактически представляя собой президентский вариант экономической и политической истории России последних лет. С другой стороны, поскольку это послание носит также характер предвыборной платформы нынешнего президента, президент обязан был изложить в нем и свой взгляд на будущее страны.
Что же нового с точки зрения экономической политики принесло последнее послание Бориса Ельцина? Практически ничего. О социальных приоритетах экономики и о наступлении "третьего этапа переходного периода", заключающегося в стимулировании производства и инвестиций и повышении эффективности, президент уже объявил в ходе своей поездки в Екатеринбург и Челябинск. Поэтому в концептуальном отношении послание являлось скорее более подробным изложением уже ранее преданных гласности тезисов. Остаются загадкой причины "заговора молчания", устроенного вокруг текста документа помощниками президента, взявшими на себя обязательства в одностороннем порядке не разглашать его содержание до момента президентского выступления. Подобная информационная закрытость логична при выдвижении неожиданных инициатив и принципиально новых подходов, имея в этом случае цель повысить пропагандистский эффект и общественный резонанс выступления главы государства. В своих мемуарах бывший президент США Ричард Никсон признавался, что во время своего президентства избегал ситуаций, при которых после его принципиально важного выступления на экране телевизора могла бы появиться "говорящая голова" со словами: "Как и ожидалось, президент США заявил о...". Возможно, слова о "молчаливом большинстве", вошедшие благодаря Никсону в лексикон современной политики, не сыграли бы своей потрясающей с точки зрения общественной поддержки роли, будь они заранее разнесены средствами массовой информации.
Однако ничего подобного в выступлении, прозвучавшем в Кремле, не было. Удачной метафорой можно назвать, пожалуй, лишь "приватизацию чужого будущего" в главе о выборе пути развития. ("Выбор пути развития — не покупка билета на поезд: достаточно выбрать маршрут, а дальше — от станции к станции, неуклонно к намеченной цели".) Более или менее удачен пассаж, в котором президент как профессиональный строитель сравнивает реформу с недостроенным домом. Несмотря на все разговоры о том, что Ельцин выступит в Кремле не как "президент Борис Ельцин", а как "Борис Ельцин, президент", это, пожалуй, единственное место в послании, которое непосредственно отмечено личностью автора — итогом рекордной по продолжительности работы над текстом стало отсутствие в нем оригинальности. Чем послание эпохи Ельцина будет выделяться среди посланий российских президентов, так это упоминанием о "строительном мусоре" и "грунтовых водах, подмывающих заложенный нами фундамент".
Полемика, которую заочно ведет в послании президент со своими оппонентами, равно как и приводимые им аргументы грешат некоторой банальностью, в значительной мере воспроизводя то, что еще в 1992 году заявлял с трибуны Верховного совета тогдашний и. о. премьер-министра Егор Гайдар. На вопрос: "Был ли нынешний кризис порожден реформой?" президент отвечает однозначно: "Нет... Реформа носила вынужденный характер". Ответ на вопрос: "Можно ли было проводить реформу не так радикально?" и вовсе следует старой, уже не раз примененной в послании схеме: "Да, но тогда ее надо было начинать намного раньше". Иными словами, Ельцин намерен в ходе избирательной кампании активно использовать в полемике с оппонентами популярный прием перекладывания ответственности за негативные последствия своего экономического курса на предыдущее правительство. Однако, как свидетельствуют итоги парламентских выборов 1993 и 1995 годов, этот прием, положенный в основу избирательных кампаний партии "Демократический выбор России", особого успеха не принес.
Удручает, что главным уроком реформы авторы президентского послания считают всего навсего необходимость вести "прямой диалог с людьми". Другой урок — "нерешительность власти гасит положительные эффекты реформы" — как считает глава государства, уже усвоен. Вопрос, конечно, в том, что считать положительным, а что отрицательным эффектом реформ. Безусловно, можно согласиться с критикой президентом распространенной модели поведения руководства приватизированных предприятий, когда присвоение прибыли сочетается с перекладыванием издержек на государство.
Менее однозначна та часть послания, где говорится о "новых способах перетекания богатств к избранным", например о "перепродаже бюджетных ресурсов", под которые при особом желании можно подвести деятельность едва ли не всех уполномоченных банков, об "уклонении от уплаты налогов и таможенных пошлин". Хотя двумя годами ранее в аналогичном послании сам же Борис Ельцин произнес запомнившуюся многим фразу о том, что при существующей налоговой системе "честно жить нельзя, честно можно только умереть". Кстати, согласно информации, прозвучавшей на последнем заседании "круглого стола" бизнеса России, сам президент готов в ближайшем будущем подписать указ о некотором смягчении налогового режима.
Так и остался не раскрытым смысл заявления президента о "фактическом захвате пакетов акций, находящихся в федеральной собственности". Все это можно было бы спокойно отнести на счет предвыборной риторики, если бы не заявление о "второй волне реформ", под которой подразумевается изменение многого из того, что появилось в 1992-1995 годах, — "что-то быстро устарело, в чем-то ошиблись".
Какой вывод можно из всего этого сделать? Очень простой: правящая политическая элита по-прежнему предпочитает не конкретизировать список "экономических ошибок", оставляя в своих руках эффективное средство воздействия на бизнес. Которое позволит держать его на поводке в период предвыборной борьбы. Вовсе неспроста прозвучали и слова Бориса Ельцина о готовности продолжить нормотворчество с помощью указов, устанавливающих правовое регулирование по тем вопросам, которые еще не охвачены действующим законодательством. Президентская власть остается активной регулирующей силой.
Все это, конечно, важно, но для предвыборной платформы недостаточно. Именно поэтому в послании появился раздел "Экономика: задачи 1996 года и перспективы". По вполне очевидным причинам этот раздел не мог не быть двойственным — предпочтения избирателя и экономические воззрения западных партнеров России не всегда совпадают. Эта двойственность проходит через все президентское послание, и если что в нем и может удивить, так это то, что после всех заявлений, сделанных Борисом Ельциным после парламентских выборов, в послании еще сохранились гарантии неизменности антиинфляционного курса правительства — в нем подтверждается задача снижения темпа роста цен до 25% в год. Несомненно, в этом чувствуется влияние Международного валютного фонда, директор-распорядитель которого на прошлой неделе совершил исторический вояж в Москву — в ходе этого визита был согласован вопрос о предоставлении России кредита по программе "расширенного доступа". Как заявил Борис Ельцин, "когда имеешь дело с инфляцией, нерешительность и шараханья оборачиваются лишь потерями и необходимостью снова преодолевать уже, казалось бы, пройденный участок пути к выходу из кризиса".
Если бы не заявления о необходимости продвижения аграрной и земельной реформ, в частности утверждения частной собственности на землю, то можно было бы сказать, что этим либеральная часть послания и исчерпывается. Все остальное в нем в значительной степени диктуется логикой предвыборной борьбы. Хотя, надо признать, нигде в послании не преступается грань, за которой можно было бы подозревать отсутствие принципиальной разницы в подходах к экономической политике президента и его основных оппонентов слева.
Прежде всего, на страницах послания государство выступает гораздо более активным субъектом экономики, чем это было в посланиях предыдущих. Хотя и в прошлом году одним из принципиальных новшеств явилось признание за государством активной экономической роли. В этом смысле нынешнее послание просто продолжает и развивает то, что уже было провозглашено год назад. Так, формулируя политику поощрения развития конкурентоспособной на мировом рынке высокотехнологической продукции, Борис Ельцин говорит о необходимости прямой государственной поддержки — "как политической (в форме продвижения наших товаров на мировой рынок), так и финансово-экономической". Высокоэффективные проекты государство должно поддерживать и деньгами, и гарантиями, считает президент. Обнадеживает то, что, затрагивая проблемы отраслей, ориентированных на внутренний рынок (в настоящее время наиболее депрессивных), и провозглашая политику поддержки, президент сопроводил ее характеристикой "умеренная", признав необходимость нахождения баланса между внутренним производством и импортом и отметив стимулирующий характер конкуренции. При соответствующей пропагандистской подаче этот тезис будет выглядеть в глазах избирателей гораздо привлекательнее засилья низкосортной и скудной российской продукции на прилавках, которое обещают им левые экономисты.
В некоторых вопросах Борис Ельцин вполне может составить конкуренцию левым: "Основное — социальная политика. Существенно усилить гарантии социальных и экономических прав граждан — такова одна из важнейших задач 1996 года". Около половины экономического раздела послания в той или иной степени посвящена социальной политике. В этой части президент делает особый акцент на социальной справедливости — адресной защите социально малообеспеченных слоев и предоставлении всем равных шансов для успеха в экономической жизни. Разумеется, в предвыборных целях подобные заявления просто необходимы, но на фоне таких заявлений, как: "С 1997 года начнем коренное изменение бюджетной политики. Цель — инвестиции в человека, в его физическое и нравственное здоровье" — хотелось бы в дальнейшем быть уверенным, что под всем этим не предполагаются всеохватывающие и целенаправленные усилия по выравниванию доходов наиболее и наименее обеспеченных слоев населения. И что равные шансы на успех не превратятся потом в насаждаемое равенство в потреблении. Полезно попытаться заглянуть в будущее и прислушаться к словам сорокового американского президента, добившегося победы на выборах не велеречивыми обещаниями, а прямодушной борьбой с социальным иждивенчеством: "Руководствуясь эвфемизмом 'наибольшее благоденствие наибольшему числу людей', мы разрушаем систему, которая только что добилась этого, и идем к управляемой экономике, связывающей свободу и делающей долги, с которыми придется расплачиваться будущим поколениям".
РОМАН Ъ-АРТЕМЬЕВ