Михаил Эйдельштейн

Грехи побежденных

Новая книга Бернхарда Шлинка "Возвращение домой" начинается как традиционный роман о комплексах послевоенного поколения немцев и их попытках разобраться с грехами отцов. Довольно скоро, однако, становится ясно, что Шлинка интересует не прошлое само по себе — в его резком свете он анализирует настоящее. В результате такой ревизии орудиями зла оказываются влиятельнейшие философские течения XX века.

Бернхард Шлинк
Возвращение домой
СПб.: Азбука-классика (готовится к печати)


Бернхард Шлинк
Чтец
М.: АСТ, Фолио, 2004


Бернхард Шлинк
Любовник
М.: АСТ, Фолио, 2004


В финале прославившего Шлинка романа "Чтец" есть эпизод, где герой размышляет о поэме Гомера: "В ту пору я начал опять перечитывать "Одиссею", которую впервые прочитал в школе и которая запомнилась мне как история возвращения домой. Но это вовсе не история возвращения. Греки, знавшие, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды, не могли верить в возвращение. Одиссей возвращается не для того, чтобы остаться, но лишь для того, чтобы отправиться в новое странствие. "Одиссея" — это история странствий, одновременно имеющих цель и бесцельных, успешных и безуспешных. Чем же она отличается от истории права?"

По сути, этот фрагмент представляет собой конспект "Возвращения домой", появившегося одиннадцатью годами позднее "Чтеца", в 2006 году. Путешествие Одиссея как архетип бесконечного странствия, парадоксальное сближение гомеровского эпоса с историей права, неизбежность/невозможность возвращения, амбивалентность успеха и поражения — все эти мотивы в новом романе выходят на первый план.

В руки герою романа Петеру Дебауеру попадает несколько страниц из книги без конца и начала о солдате, возвращающемся из советского плена и обнаруживающем, что дома его никто не ждет. Заинтригованный Петер пытается выяснить, чем же закончился роман и кто его автор. Расследование растягивается на годы, превращаясь в поиски отца Петера, которого тот считал погибшим на войне, и исследование природы зла как такового.

Главное свойство зла, по Шлинку,— его протеичность, способность мгновенно и без усилий мимикрировать. Дьявол — не обезьяна Бога, а хамелеон. Демонический Иоганн Дебауер, отец Петера, оказавшись в советской зоне оккупации, из убежденного нациста тут же превращается в адепта коммунизма, а затем, в Америке, становится преуспевающим профессором политологии, создателем деконструктивистской теории права, утверждающей относительность добра и зла. По сути, именно он, а не Петер настоящий герой романа.

Учителями Джона де Баура (американизированный вариант имени Дебауера-старшего) рецензент его монографии называет Поля де Мана и Лео Штрауса. Здесь ключ к "Возвращению домой" и его главный парадокс, разрушающий сложившийся канон романа о "немецкой вине": у истоков сегодняшней модификации зла в равной степени стоят палач и жертва.

Де Ман долгие годы был одним из самых влиятельных американских гуманитариев, гуру деконструктивизма, но после его смерти выяснилось, что во время войны он выступал в бельгийской прессе с пронацистскими и антисемитскими статьями. Штраус, напротив, еврей, вынужденный покинуть Германию накануне прихода нацистов к власти и ставший в Америке крупнейшим неоконсервативным политологом. Параллели между историями де Мана и де Баура очевидны, а Штраус упомянут, видимо, из-за учения о "благородной лжи" и допустимости в политике двойной морали — одной для элиты, другой для масс.

Итак, вот оно, зло, в его современном изводе — нравственный релятивизм плюс убежденность в том, что манипулирование людьми является законным и даже необходимым методом политической борьбы. Еще один виновный — экзистенциализм, санкционирующий, по убеждению Шлинка, психологические эксперименты, призванные вырвать человека из убаюкивающего ежедневного существования и выпустить наружу скрывающееся в нем чудовище. Собственно, главный итог одиссеи Петера Дебауера заключается именно в отказе от подобного представления о человеческой натуре — человек максимально полно раскрывается в повседневности, в семейной жизни, бытовых привычках, обыденных занятиях.

Другой важный итог — понимание того, что зло невозможно победить, играя по его правилам: оно всегда ускользнет, ответит на прямой вопрос эффектным парадоксом, вывернет ясную ситуацию наизнанку. Оно устойчиво и неуязвимо для дискуссий и разоблачений (когда в газетах появились материалы о прошлом де Баура, он на специально созванной конференции "осуществил деконструкцию своих военных статей таким образом, что невозможно было упрекнуть его в них"). Спасает лишь четкое понимание того, что добро остается добром, а зло — злом независимо ни от каких интерпретаций. Шлинка можно было бы назвать моралистом, если б не открытый финал, не позволяющий сделать какие бы то ни было однозначные выводы.

Вернулся ли Одиссей домой или просто взял передышку перед очередным уходом? Излечился ли Петер от одержимости отцом или только на время убедил себя в этом? Что он сделает теперь: останется Дебауером, примет фамилию жены или возьмет девичью фамилию матери? На все эти вопросы автор не дает ответа. После всех странствий и испытаний его герой стоит перед тем же выбором, что и в начале.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...