Поп-арт во всех своих канонах

изумляется Милена Орлова

Только что открывшуюся в Париже в Grand Palais выставку 150 работ Энди Уорхола из музейных и частных собраний уже записали в хиты. Французские туроператоры вовсю рекламируют новое спецпредложение — билет на Уорхола плюс ужин в ресторане. Видимо, чувствуют, что без очередей на выставку не обойдется. Британские рецензенты сетуют на прижимистость французов, решивших никуда больше Уорхола не возить — Grand Palais, и точка. Пусть, дескать, желающие едут сами и подтверждают своим присутствием парижский музейный ренессанс.

Масла в огонь подлил Пьер Берже, соратник и сожитель почившего Ива Сен-Лорана, недавно распродавший с невероятным для кризисных времен успехом их совместно нажитую художественную коллекцию. Оставшиеся в загашнике портреты Ива Сен-Лорана, сделанные Уорхолом, Пьер Берже сначала дал на выставку, а потом забрал обратно. Ему не понравилось, что изображения его друга поместили в раздел "Гламур", хотя, казалось бы, им там и было самое место.

Профессор Лилльского университета Ален Куэф, курировавший выставку, стал героем дня, объявив, что спустя 21 год после смерти Уорхола пора уже пересмотреть его творчество и отклеить от него ярлык "поп-арт", мешающий разглядеть в знаменитом певце знаменитостей великого портретиста и вообще глубочайшего мастера, достойного сравнений с гениями прошлого. И хотя на выставку в Grand Palais попали вещи разных жанров, именно портреты задают тут тон — от самой первой серии 1962 года с Мэрилин Монро, созданной сразу после смерти актрисы по ее плакату к фильму "Ниагара", до изображений Иисуса Христа, скалькированных с репродукций знаменитых картин.

Любопытно, что теперь в заслугу Уорхолу ставят то, что всегда считалось едва ли не стыдным в портретном деле, а именно — написание портретов по фотографии. В качестве иллюстрации его кропотливой работы с натуры на выставке представлены полароидные снимки, которые он во множестве делал со своих моделей подобно тому, как живописцы прошлого делали карандашные наброски. По легенде, первый раз он применил этот метод для создания портрета Этель Скал, жены владельца таксопарка. Он хотел, чтобы Уорхол изобразил его супругу в том же стиле, что и Мэрилин Монро, но постеров с этой дамой не существовало, поэтому Уорхол повел ее сниматься в уличный фотоавтомат. Из 36 снимков на паспорт получился отличный портрет, а художник почти случайно наткнулся на золотую жилу, на долгие годы став самым модным портретистом в мире.

Он купил себе "Полароид", который избавил художника от традиционных страданий портретистов, добивающихся сходства изображения с оригиналом. Остальное было делом техники: плакатная раскраска в палитре, которую недоброжелатели Уорхола еще в 1960-х ехидно прозвали "пергидроль и губная помада", нарочитое непопадание в контур и тому подобные стильные огрехи, которые любое изображение заставляли выглядеть тиражным, как будто только что сошедшим с печатного станка. А это, как выяснилось, только и нужно было уорхоловским клиентам — чтобы они смотрелись как герои афиш и рекламы. Собственно, часто они и были таковыми, Уорхол отпортретировал все высшее общество, светскую тусовку и богему — от принцессы Монако Каролины до принцессы Британии Дианы, от Мика Джаггера до Дэвида Хокни, от Брижит Бардо до иранского шаха. Среди почти тысячи портретов, которые Уорхол изготовил за свою жизнь, попадались и не заказные. Так, в 1972 году он разродился серией замечательных людей, в которую, в частности, попали Альберт Эйнштейн и председатель Мао. Изображение последнего Уорхол позаимствовал с обложки цитатника, но оформил в своем фирменном стиле, снабдив китайского лидера красными, словно вымазанными помадой, губами.

Но, по правде говоря, попытка рассматривать эти ноу-хау Уорхола в рамках традиционного портрета как-то обесценивает их революционность: все-таки смешно искать в его картинах психологическую характеристику персонажей или какую-то сверхъестественную живописность. Что касается глубин художника, всегда настаивавшего на своей поверхностности, то тут выставка тоже никакой особой Америки не открывает. Достаточно почитать "Философию Энди Уорхола", чтобы понять, что ничто метафизическое ему было не чуждо. И делать вывод о глубокой религиозности его творчества на том основании, что он любил в конце жизни изображать черепа и "Тайную вечерю" с фрески Леонардо да Винчи,— так же смело, как и считать его борцом с тоталитаризмом за фривольный портрет Мао или видеть в его "Электрическом стуле" современный аналог распятия.

Конечно, желание европейцев отмыть Уорхола от грубоватости американского масскульта, подбавив ему духовности, вполне объяснимо: это первая его выставка в Париже за 20 лет. Но сколько ни называй его картины "иконами Нового времени", кока-кола не обратится в вино, доллар — в евро, а Мэрилин Монро — в святую.

Париж / по 13 июля