После концерта МИХАИЛ БОРЗЫКИН ответил на вопросы БОРИСА Ъ-БАРАБАНОВА.
— На выступлении "Телевизора" вдруг возникло давно забытое ощущение: сейчас придут и всех "свинтят". А вам самому-то не страшно?
— Страшновато, не скрою. Людей-то сажают. Сидят лимоновцы, сидят совершенно случайно ввязавшиеся в политику люди. Убиты Юрий Червочкин, Анна Политковская, Литвиненко... убийство где-то рядом. Начинаешь думать о том, что нужно прощупать границы нового тоталитаризма. Мой интерес к этим границам — не интерес естествоиспытателя, но жизненная необходимость. Свобода — это то, чем дышит рок-н-ролл, ощущая недостаток этой свободы, ты лишаешься воздуха.
— Но и "Телевизор", и та же группа Lumen, у которой тоже достаточно резкие тексты, спокойно выступают. Значит, никто особо не переживает по поводу "бунтарей-рокеров" — никакого бунта все равно не будет.
— Когда бюргерская позиция "нам и так здесь неплохо живется" была одним из пунктов программы либералов в 90-е, в ней был какой-то смысл. Но они передали эти убеждения по наследству другим людям. Восемь лет назад я было расслабился, стал писать лирические песни. Но за Путина я, конечно, не голосовал, для меня было достаточно знать, из какой он организации. Эти люди способны разрушать чужие комбинации, но они не творцы. Я удивляюсь, что большая часть населения России этого не понимает, с другой стороны, так же дело обстояло в Германии в 1934 году... Мне вот, кстати, интересно, музыканты группы Lumen кроме того, что поют, еще чего-то делают? На демонстрации ходят?
— Вам так важно, чтобы позиция была не только в песнях?
— Конечно. Образ революции, майки с Че Геварой — это модно, а как насчет того, чтобы головы свои под дубинки ОМОНа подставить?
— Ваш "Фашист" — это по-прежнему скорее поэтический образ?
— Песню "Твой папа — фашист" я посвящаю на концертах нынешней власти и лично Владимиру Путину уже лет пять. Личность этого человека вызывает у меня ощущение закомплексованности с детства, изначальной неспособности принимать широкие решения. Наши сограждане, как лопухи, повелись на образ, раздутый массмедиа. Что ж, 90% никогда ничего не решают. Нам надо набрать оставшиеся 10% активного населения. Пока у нас есть 0,5-1%. Даже такие уважаемые мною люди, как Tequilajazzz, сейчас поют: "Мы не хотим больше героев".
— В свое время вы и Константин Кинчев были людьми, выросшими из одного корня, похожие и по музыкальному мировоззрению, и по отношению к жизни на сцене. Сейчас вы антагонисты. В какой точке вы разошлись?
— Еще полтора года назад мы общались как стопроцентные друзья. Когда Костя стал таким истовым православным, я выразил свое отношение одной фразой: "Зачем небо делить на квадраты?" Я думаю, для меня было принципиальным моментом, когда он стал формулировать свою роль как роль солдата, ополченца. Он вступил в вооруженные силы православной церкви. А дальше уже все согласно иерархии: начальник сказал "надо", значит, я буду делать. Он согласился подчиняться, потому что с ним произошло чудо. Я прекрасно понимаю, что если бы к нему не пришло вот это понимание мира, он, возможно, уже лежал бы в могиле. Зависимость от наркотиков, насколько я слышал, была сильная. Он с них слез. Переубедить в такой ситуации, конечно, никого нельзя. Меня радовало, что он излечился, что он снова в форме, снова дает концерты. А с головой произошли изменения... Я думаю, что обратимые. У нас был разговор, и я спросил его: "Способен ли ты еще сомневаться в чем-то?" Он сказал, что способен, и это меня обнадежило. Но после его выступления для нашистов в передаче на "Первом канале" у меня — пока! — отпало желание с ним общаться. Хотя он приглашал меня сняться в клипе на песню "Rock`n`roll" (коллективный ответ Константина Кинчева и ведущих русских рокеров на песню Юрия Шевчука с припевом "Рок это я!".— Ъ). Шевчука надо периодически одергивать, журить, он человек с элементами закостенелой звездной болезни, ей лет тридцать. Когда заговорили о концерте в "Лужниках", о том, что "Эрнст дает согласие", "все будет на "Первом канале"", все стало похоже на коммерческий проект, и я на всякий случай отказался.