Фонд Егора Гайдара при информационной поддержке “Ъ” запустил курс лекционного проекта «В городе жить», посвященный проблемам современных постсоветских городов. Очередную лекцию цикла прочитал архитектор и партнер архитектурного бюро Wowhaus Олег Шапиро. В рамках лекции господин Шапиро рассказал об удачных проектах обустройства российских городов, в которых соблюдены основные мировые тренды: простота, демократичность, внимание к окружающей среде, а также ставшими зонами культуры, спорта и отдыха. Модератором выступил экономический обозреватель Борис Грозовский.
Партнер архитектурного бюро Wowhaus Олег Шапиро
Фото: Пресс-служба Фонда Егора Гайдара
Первая лекция цикла состоялась 10 апреля и была посвящена концепциям формирования современной городской среды с учетом факторов комфорта и капитала. В ходе выступления эксперта были затронуты вопросы инвестиций в благоустройство и возможности, которые они открывают для властей города или собственников коммерческой недвижимости. Подробнее — в материале “Ъ” «Человек и город. Кем и как создается городская среда?»
Вторую лекция цикла 24 апреля прочел эксперт в области урбанистики и транспорта Михаил Блинкин. Господин Блинкин рассказал о том, как ИТ-инструменты стирают границы между общественным и личным транспортом, меняя традиционные форматы мобильности горожан. Подробнее — в материале “Ъ” «Новая мобильность: транспорт в городах будущего»
Стенограмма лекции
Что такое общественное пространство? Это пустота между домами. И если очень долго архитектура ассоциировалась с сооружениями, а архитектором был тот, кто рисует домики, то в нашем бюро мы во многом занимаемся именно этой пустотой между домиками. И эта пустота часто идентифицирует город.
Мы много говорим об общественных пространствах, и все говорят, и даже есть специальная государственная программа. Но общественные пространства существуют столько же, сколько сами города — не то чтобы это наше изобретение. Просто на сегодняшний день, пережив некоторые периоды, мы остро почувствовали, что нам надо освоить их заново. И это не только период советскости, и речь не только о России или постсоветских республиках, этот процесс идет во всем мире. Идет смена модернистского функционального города постиндустриальным и постмодернистским. Другое мышление, другой образ жизни, другое осознание человеческого существования в среде.
Но прежде всего надо понять, что такое общественное пространство. Можно сказать, что все, что не частное,— общественное. Вышел за территорию квартиры — общественное пространство. Но это такой расширительный зонтик, который, как правило, уничтожает понятие. Я хотел бы рассказать, что именно мы делаем и как сделать из большой территории успешное новое или реновированное пространство, которое было бы посещаемым и с которым люди могли бы себя идентифицировать.
Современный бум общественных пространств начался с Хай-Лайна в Нью-Йорке (парк на Манхэттене.— “Ъ”). Это брошенная надземка над железной дорогой. Ее хотели снести, но местные жители встали на защиту, и в результате Diller Scofidio (архитектурное бюро.— “Ъ”.), которое позже сделало «Зарядье», предложило недорогой проект. На сегодняшний день сделано уже три очереди, и огромная территория абсолютно преобразилась. Раньше там были мясные склады, стояла жуткая вонь, а теперь это все более дорожающий район, и все люди ходят туда. Хотя сам Хай-Лайн крайне небольшой — по нему можно только идти друг за другом гуськом и смотреть по сторонам,— территория вокруг него была освоена заново. Недавно появился музей Уитни. Я считаю, что если на какой-то заново осваиваемой территории вдруг появляется музей, это закрепляет ее успешность и статусность.
То же самое мы видим в Мадриде. Когда-то здесь вдоль реки была деградированная территория с дешевым жильем и брошенной бойней. Теперь это культурный центр «Мадрид Рио». Его достроили в 2012 году, и последние три года пришлись на бесконечный кризис, но стройка ни на день не остановилась. Все остальное остановилось, это — нет. Потому что в администрации считали, что если заморозить стройку, то люди выйдут на улицы. Эта территория сильно поменяла жизнь района, он стал другим. И теперь здесь расположилась большая культурная институция, что-то вроде «Стрелки», только в 20 раз больше.
Наконец, «Зеленая петля» в Москве — это Воробьевы горы, Нескучный сад, парк Горького, Крымская набережная, «Музеон», и дальше программа должна дойти до старой Третьяковки, объединив две институции — старую Третьяковку и новую. Возникновение нового музея «Гараж» три года назад подтвердило статус этой территории как важной общегородской. Для Москвы осознание, что общественные пространства — это ценность, началось именно здесь. Кстати, здесь мы образовали 10 км непрерывного пути — пешеходного, велосипедного, какого угодно. К Москве можно относиться по-разному, но тут есть надежда, что это красивый город, и отчасти здоровый. Тут хорошо.
Другой пример. У нас есть большие торговые центры. Это место массового скопления людей. По сути, они построены по типу города — в них есть торговые улицы, кинотеатры, иногда катки, детские центры. Человек там может провести большое количество времени. Эти городские моллы по-своему воздействуют на окружающую городскую среду — они трансформируют пешеходные, транспортные, грузовые потоки. Однако, по соцопросам, люди очень редко идентифицируют себя с торговым центром. Никто не говорит, что он все время бывает в торговом центре — чаще говорят о кинотеатре. Хотя мы недавно провели большой соцопрос в Севастополе, и в ответ на вопрос, где люди проводят культурное время, куда ходят в кино и где развлекаются, они называли большой молл. Но когда мы спрашивали, какие торговые точки самые популярные, этот молл находился на 20-м месте. Люди переориентировали его внутри себя. Они больше не воспринимают его как торговый центр.
Такие пространства мы для себя называем квазиобщественными, хотя они наполнены людьми. И мы вывели основные свойства общественного пространства, к которым мы должны стремиться. Понятно, что оно должно быть уникально по своей эстетике, программе, роли в городе, и у него должно быть большое градостроительное значение — туда должны войти и транспорт, и социальные мероприятия, и много чего. Должен быть социальный эффект. Чаще всего эти территории, вне зависимости от их величины, меняют город, деформируют окружающую среду. И конечно, у них должна быть своя коммуникативность и символичность.
Семь лет назад парк Горького представлял собой набор криминальных аттракционов, куда мало кто заглядывал. Но тогда парк Горького был как все парки во всех городах страны. Это был некий символ. Таким символом парк Горького был, когда на фоне моста Сталин общался с пионерами. Это вообще очень символически важное для города место. Поэтому мы просто слегка сменили градус, превратили его из символа прошлого в символ настоящего. Мне кажется, это было легко и дало возможность перезапустить его всего за полтора месяца.
Что касается коммуникативности, это сложная вещь. Архитектура — наука неточная, и здесь есть разговорные нюансы. Все термины неточные, но мы понимаем, что есть торговый дом и есть галерея Виктора Эммануэля. Есть Невский проспект XIX века, променад, и есть Невский проспект как сегодняшняя транспортная магистраль. Есть Зеленый театр на ВДНХ, который пуст всегда, за исключением моментов, когда там что-то происходит, и есть «Стрелка», где в таком же амфитеатре всегда полно людей. По сути, видимо, возможность использовать место не только по функциональному назначению, но и как променад, как некоторое театрализованное пространство, чтобы себя показать и пообщаться, часто связана с тем, что нет голой функции. Избыточность функции и театрализованность пространства провоцируют коммуникацию и, соответственно, количество людей, которое здесь присутствует.
Дальше возникает вопрос. В какой-то момент этих общественных пространств не было, и надо было, чтобы они возникли. Для этого должен быть общественный запрос. Как мы понимаем, шесть лет назад все хотели как-то ходить по городу, а ходить было нельзя. Кроме того, должны быть символические деградировавшие места. Таким был парк Горького, у которого случилась дистрофия функции. Поэтому мы должны выявить эти присущие пространствам функции и воссоздать их на новой основе. Так было сделано с парком Горького. Мы это называем городской терапией.
Мы привыкли, что для всех больших территорий надо сначала сделать концепцию, потом градостроительный план, затем его утвердить. На все это обычно уходят годы — ну года три. Взяться за территорию в центре Москвы и сразу же бросить ее на три года было невозможно. Поэтому надо было что-то делать. Метод был довольно простой. Мы подумали — а что в этом парке по функциональному назначению остается устойчивым, несмотря ни на что? В городе вообще функция места редко меняется. Например, Кузнецкий мост всегда был местом еды, и на сегодняшний день это тоже место еды. Сложно представить, чтобы там возникло что-то другое.
Когда-то в парке была купальня, поэтому мы сделали оливковый пляж — купаться там нельзя, зато мы установили душ, и можно думать, что ты почти в реке. Человек с воображением хорошо себе это может представить. Рядом какое-то кафе. Всегда был Зеленый театр, и вроде бы он есть, и вроде бы его нет. В этой связи мы решили, что эту функцию надо восполнить, и вместе с администрацией парка и владельцем кинотеатра «Пионер» мы воссоздали кинотеатр. Он стал первым заново открывшимся открытым кинотеатром, где выяснилось, что люди по-прежнему хотят сидеть и смотреть кино под открытым небом. В июне сеансы, например, начинаются только к 12 часам, потому что до этого светло. Если там не показывают кино, то проводят йогу. Если нет йоги, то какая-то лекция.
Или в парке всегда по пруду плавали на лодках, а по дорожкам зимой ездили конькобежцы, фигуристы, люди, которые просто хотят кататься на коньках. До недавнего времени эта функция была заброшена. Всегда казалось, что на маленькие катки с плохим льдом ходят в основном родители с детьми. Сделать искусственный лед на этих дорожках — это та же самая функция на новом уровне. Это новый вид комфорта, ощущение, что о людях думают, это важно. Здесь есть несколько кафе, продольный мост 300 м, где те, кто не хочет кататься на коньках, могут общаться с теми, кто катается. Это тот самый променад, театрализованное пространство, которое придает важность всему. Это был первый каток, 15 тыс. кв. м искусственного льда, самый большой в Европе, и с него началось буйство катков не только в Москве.
Другая история. В Москве, как и в любом историческом городе, есть брошенные пространства. Они часто бывают в центре. Это территории, которые есть, но глаз их почему-то не замечает. Например, так выглядел кусочек «Зеленой петли», который связывал «Красный Октябрь» и Третьяковку с «Музеоном». После парка Горького и «Стрелки» было понятно, что здесь может быть в том числе политическая удача. Это то, что нужно городу, что можно сделать быстро, что принимается всеми людьми чрезвычайно хорошо — или принималось до той поры, пока это благоустройство не стало тотальным, все испытывали большой энтузиазм.
В чем была главная проблема? Это улица, транзит без транзита, который соединяет все Воробьевы горы, доводя протяженность до 10 км, а дальше идет в никуда. Поэтому было важно понять, почему люди сюда поедут. Здесь появляется более сложная задача для архитектора и проектировщика — надо придумать, почему мы, приложив большое усилие большого количества людей, вложим сюда бесконечное количество денег, а народ придет. Мы тогда думали и рисовали сценарии, что будет происходить утром, кто будет приходить сюда вечером или в выходные, что можно делать в будни, зимой, летом. После таких размышлений и принимаются решения. В данном случае мы приняли решение сделать ландшафтный аттракцион, где много дорог вдоль реки, где люди могут спокойно или активно отдыхать, где можно на небольшом куске 1,2 тыс. м понаблюдать смену ландшафта — словом, тут довольно много впечатлений. Это был, насколько я знаю, первый такой опыт в России. Кажется, он получился довольно удачным, включая фонтан, который был крайне недешев. И замечательно, что проект поддержала администрация города. Успех был неочевиден.
Но такие проекты у архитектурного бюро бывают редко. Должны совпасть твоя инициатива и вера в тебя заказчика, в данном случае администрации. Тут сыграли свою роль и политические мотивы — это был предвыборный проект на предыдущих выборах мэра. Когда это есть, мы можем выкладываться полностью, было задействовано много людей, и весь проект был реализован за три с половиной месяца. Такие сроки редки, и когда мы общаемся с зарубежными коллегами, у них это вызывает большой восторг. Они знают, чего это стоит. Тем более, когда результат видно сразу.
Еще одна история. Берем символическую территорию ВДНХ, когда-то сюда стремились, здесь была выставка достижений народного хозяйства. Сегодня она потеряла не только функциональный смысл, но и содержательный. Нет народного хозяйства, нет достижений, нет и выставки. Что с ней делать? Огромная территория. Пока шли дискуссии, мы вместе с администрацией подумали, что можно начать делать с конца. Там, совсем далеко от входа, когда-то были павильоны кролиководства, гипсовая женщина с кроликом и пруды, где разводили рыбу, которую затем вылавливали, и это все дико воняло. Территория была заброшена. Вопрос — что делать с заброшенной территорией, когда функция всего комплекса абсолютно утеряна? Нужно было придумать новую функцию, и мы придумали городскую ферму.
Эта ферма как бы про животных, но вообще это образовательное заведение. Животные там присутствуют, дети могут их кормить, но важнее — что им об этих животных рассказывают. Соответственно, надо было понять, может ли в этом месте быть это сооружение и эта функция. Посмотреть, сколько людей живет вокруг, какой у них возрастной состав, как они могут приехать, какая маятниковая миграция, кто может приехать в субботу, воскресенье, составить сервисно-экономическую модель. Если территория не зарабатывает, значит она умирает. Тем более что это не администрация ВДНХ, а территории, сданные в аренду коммерческой организации.
После того, как все предварительные действия проведены, мы приступаем к проекту. Мы сторонники того, что на сегодняшний день архитектурная профессия сильно расширилась. Ее смысл серьезно изменился. Архитектор — уже не руководитель строительного процесса, а скорее лидер большого количества смежных специальностей, странной смеси аналитического и содержательного поступательного движения. Мы иногда говорим, что можно поставить во главу процесса архитектора, и он наймет социологов, антропологов, экономистов, еще кого-то. Если поставить во главе консультанта, например, из Ernst & Young, то он тоже наймет архитектора и наберет тех же людей. Вопрос — с какой стороны будет направлен взгляд. У архитектора обычно взгляд направлен со стороны социальной и эстетической. Поэтому десять лет назад, когда проводились конкурсы проектов для большого Парижа, было десять очень разнообразных и профессиональных команд, и во главе каждой стоял не урбанист, а именно архитектор, так совпало. Поэтому я верю в свою профессию.
Получилась «Городская ферма» на ВДНХ, люди туда приходят, и она живет до сих пор. Эта ферма стала первым объектом, который имел принципиально иной для ВДНХ смысл, и там начали развивать какую-то жизнь. Сейчас эта территория активно и осмысленно развивается, и туда приходит много людей.
Следующая история — контейнер для развития территории. Это «Стрелка», она очень небольшая по размеру. Застроили мы ее, когда Юрий Лужков был мэром, и мы считали, что по городу ходить нельзя, поэтому давайте сделаем площадь, где мы и близкие нам по духу люди будут собираться. Это будет маленький кусочек настоящего города, потому что вокруг ад и все нам враждебно. Строилось это все на три года, но до сих пор активно развивается.
«Красный Октябрь» — это довольно сложная территория, которая все еще не реконструирована, хотя это должно было произойти десять лет назад. Но появление там в том числе «Стрелки» сразу спровоцировало бесконечное количество новых событий вокруг этого драйвера образовательного культурно-просветительского процесса. Для нас было совершенно неожиданно, что это сработает. И «Красный Октябрь» из полузаброшенной фабрики, где героически существовали художники, превратился в активное модное место в центре Москвы, напротив храма, рядом с Кремлем. Одна из удивительных вещей — что такое количество людей может собраться не только на футбол, хотя там сейчас и футбол показывают, но и, например, на лекцию архитектора Калатравы или лекцию известного экономиста. Это соседство единомышленников. Любые такие пространства образуют и собирают вокруг свои неформальные группы единомышленников, причем на эти модные места накладываются разные слои разного состояния, и получается живой проект. Тоже важнейшая составляющая современного культурного пространства.
Ровно такая же роль у недавно сданного нами нового культурного молодежного центра в Калуге — напротив Музея космонавтики. Место было выбрано по заданию Минкульта — предполагалась новая сеть новых домов культуры. Правда, пока из десяти таких объектов удалось осуществить один. На сегодняшний день это центр притяжения молодежи, центр образования групп горожан. Это и есть те самые люди, которые свой город делают, любят и составляют. Это место вместе с этими людьми — это возможная идентичность Калуги. О нем все знают. Символ общественного пространства всегда срабатывает так — каким-то важным способом локализует вокруг себя активность.
Про общественные пространства стали так много говорить, что даже такие институции, как музеи, которые и так куда уж общественнее, стали наращивать дополнительные функции. Например, открывать внутренние общественные пространства. Открытый внутренний двор дает возможность любому музею предложить другой формат, продлить проводимое там людьми время. Это почему-то оказалось всем важно. В позапрошлом году Третьяковка в ЦДХ тоже сделала внутренний двор. По этому же принципу мы реконструировали Театр Станиславского, где есть большая сцена, малая сцена и внутренний двор, которые все соединяются между собой, и это проницаемое пространство. Этот комплекс спроектирован по принципам открытого общественного городского пространства, где из любой одной точки можно попасть в любую другую точку, в том числе за сцену. Он всегда открыт, и всегда открыт для разного действия. По сути, Электротеатр Станиславского и отчасти «Гоголь-центр» — это всегда действующие открытые территории культуры и общения специальных городских сообществ.
Последний кейс, наконец, не столица. На сегодняшний день вера в общественные пространства, в городскую среду стала почти мистической. В России появились государственная программа и много институций, которые этим заняты. Все губернаторы хотят этого — больших общественных пространств. Считается, что это прямой путь к каким-то победам. И это очень хорошо, когда в полузаброшенных городах появляются цивилизационные территории. Но общественные пространства не панацея. Они точно должны быть, и хотя они решают многие проблемы, все-таки не все.
Понимая это, мы приступили к большому проекту, который завершим в июле,— это реконструкция центра Тулы. Это интересная задача, потому что есть кремль и рядом с ним большой военный завод, и много территорий вокруг кремля по-прежнему принадлежат заводу. В какой-то момент, с приходом нового губернатора господина Дюмина, все договорились, и завод отдал часть территории со складами. Этот завод там стоял 150 лет. Много поколений вообще не видели Кремль с этой стороны — как обратная сторона Луны. А это центр города, самые богатые улицы и речка. Вообще Тула — довольно жилой город. Вокруг много кафе, магазинов, кинотеатров, а в самом центре города зияет пустота, что невообразимо. И чтобы что-то изменить, мы применили все те приемы, которые применяем частями на маленьких объектах.
Мы подумали, что тут у нас и восстановление существующей функции. Это улица Металлистов, бывшая Пятницкая, главная улица города, где жили купцы. Тут у нас и выявление недостающих функций. Это — набережная как драйвер развития. Тут и музейный квартал, где собираются все музеи Тульской области, их много, и директора музеев придумали открыть тут свои филиалы — не просто формальные выставки, а совсем другие экспозиции, вести другую деятельность. Идея была в том, чтобы оживить центр города. Улица Пятницкая — сосредоточение большого количества памятников федерального значения. Сделать ее пешеходной, сделать Крестовоздвиженскую площадь и, наконец, заново сделать набережную, чтобы маленькую загрязненную речку Старицу превратить в полноценную водную артерию, вокруг которой приятно гулять.
Приехали люди из Москвы, губернатор, начался ропот. Никто не верил. В Туле пробки не как в Москве, но они считают, что их там даже больше и, если закрыть улицу Металлистов, город встанет окончательно. В результате пришлось сделать макроанализ. Появление моста только улучшит транспортную ситуацию, а перекрытие улицы Металлистов никак ее не изменит их. И когда три месяца назад улица Металлистов закрылась на реконструкцию, выяснилось, что хуже не стало. Все прекрасно ездят. Не знаю, стало ли лучше, но в транспортном состоянии города ничего не изменилось.
Роль архитектора рискованна. Пока не сделаешь, не уверен до конца, чем все закончится. И даже если уверен, то все равно не уверен. Нам пришлось встречаться со всеми людьми — транспортниками, активистами, краеведами, сообществами велосипедистов, просто активными людьми. И говорить со всеми, рассказывать, что произойдет на этой территории, как она будет развиваться. Мы провели социологические исследования и построили сценарии, по которым было ясно, что там происходит утром, днем, в выходные и так далее. Что такое центральная новая набережная в центре города, которой должен пользоваться весь город? Мы не можем выявить приоритетную целевую аудиторию. Мы можем выявить только целевую аудиторию, которая сделает размещение в конкретный временной промежуток. И тогда мы понимаем, что для всех этих людей понадобится какое-то занятие. Там есть место на площади для общегородских праздников, есть детские события, есть место для утренних пробежек, есть возможности для спортивных занятий, есть возможность увидеть летом кино или провести театрализованные действия — тем более что в Туле этого всего много.
В результате родился генплан. Перекрывается движение на Крестовоздвиженской площади, где когда-то стоял храм, а сейчас стоит Сбербанк — тоже важная вещь, и на улице Металлистов, которая соединяется с набережной, а в центре располагается тот самый музейный квартал. Большое участие в проекте принял Минкульт, они дали бюджет на реставрацию всех этих домов, и все федеральные музеи тоже подчиняются Минкульту. Музеи Ясной Поляны хотят делать гостиницу, усадьбу, свой кинотеатр. Хотя без воли, без инициативы жителей, тех акторов, которые участвуют на этой территории, все равно ничего невозможно. Например, местные жители разыгрывают аукцион на приобретение оставшихся домов, уже приобретено три маленькие гостиницы, кто-то делает ресторан. И все полгода, что идет реализация проекта, есть активность, и есть надежда, что все получится, что эти брошенные в центре города пространства превратятся в жизненно важные. Есть уверенность, что в июле значительная часть работ будет закончена. Кроме каких-то деталей, которые мы продумываем, и музейного квартала, который потихоньку будет развиваться в течение года-полутора.
В результате должно появиться около 20 га новых общественных территорий. Такие большие проекты — это редкость, тут много что должно совпасть. Архитекторы всегда хотят делать что-то подобное.
Часто возникает вопрос, как сделать, чтобы все это развивалось не только в Москве. Тулу мы тоже делаем отсюда. А что сделать, чтобы все это происходило на месте? Мы очень много ездим, что-то делаем в Воронеже, немного в Севастополе, в Казани, в Новосибирске, в Ростове-на-Дону. Везде одна и та же история. В этих городах давно ничего не происходило — а функция архитектора зависит от практики. Если у людей нет практики, нет опыта, сложно сделать что-то с первого раза хорошо. Может повезти, как с Крымской набережной, а может не повезти. Поэтому мы в своем бюро очень озабочены образовательной функцией. Мы выезжаем в города, где у нас есть какие-то заказчики, администрация, и устраиваем там проектные семинары — это такое обучение молодых и просто активных архитекторов совсем другой функции. Тому, чем они никогда не занимались, но чем заниматься хотят.
Кроме того, очень важно, что на этих семинарах всегда есть не только архитекторы, но и другие активисты — социологи, фэшн-дизайнеры, озеленители, администрация города. Очень важно, когда есть просвещенный заказчик. Только в такой связке — проектировщик и заказчик — может родиться удачный проект. Вместе они должны соединяться в целое. Поэтому мы проводим семинары, но также у нас в бюро есть интернатура, куда на три месяца приходят профессионалы и где они делают всяческие странные проекты и обучаются, а потом разъезжаются по своим местам и городам. Мы стараемся, чтобы у нас было много — 90% — людей не из Москвы. Мы сделали для них учебную программу, а они взяли брошенный монорельс и придумали, как можно его использовать. Они вообще довольно весело проектируют, и наши архитекторы с большим удовольствием их курируют. Во всяком случае, это — будущее.
Кроме того, не всегда все преобразования должны быть очень дорогими. Совсем необязательно преобразовывать все гектарами — можно начать перемены с совсем небольших территорий. Мы курировали город Выксу, где каждый год проходит фестиваль современного искусства, за счет чего идет развитие общественных пространств. Три года мы делали этот фестиваль, сейчас там другие кураторы, они вполне созвучны нам по идеологии, и дело продолжается. И город меняется. Сделать очень плохую и очень хорошую лавочку — это одна и та же цена. Вопрос квалификации, воли и желания. Давайте делать много хороших лавочек.
