В Третьяковской галерее наступила "Оттепель"

Искусство 1953-1968 годов на Крымском валу

Сегодня в Третьяковской галерее на Крымском валу открывается для публики выставка "Оттепель" — масштабный проект, посвященный одноименной эпохе отечественной культуры и социальной истории. Рассказывает ДМИТРИЙ СМОЛЕВ.

Выставка искусство

Оттепель — хорошее, благозвучное слово; оно и эмоционально, и как метафора легко выигрывает у "заморозков", например. Однако сезонные климатические процессы цикличны, неизбежны, довольно однотипны и предсказуемы с точностью до недели-двух. О процессах же общественно-политических такого не скажешь — разве что задним числом: мол, конечно, именно так все и должно было случиться. В любом случае, то самое переносное значение оттепели закрепилось у нас за одним-единственным историческим отрезком и никуда больше не проецировалось. Даже на перестройку, которую никто почему-то "новой оттепелью" не называл.

Тем не менее массовый интерес к этой оттепели, единственной и неповторимой, сегодня оттаял снова. "Оттепельные" темы и сюжеты идут нарасхват, причем в различных цехах, не только музейном. Но нынешняя выставка, по словам директора Третьяковской галереи Зельфиры Трегуловой, представляет собой и вовсе "системный анализ эпохи". Дело ответственное, тут надо бы без волюнтаризма. И желательно еще избежать западни, которая видна за километр.

Вкратце проблема такова. Отдельные блоки "оттепельных" материалов, за какой ни возьмись, весьма благодатны с точки зрения кураторства. Имея доступ к фондам и источникам, можно с увлечением и изобретательностью делать выставки о чем угодно — хоть про фестиваль молодежи и студентов, хоть про "советский модернизм в архитектуре", или про театр, или про джаз. Почти наверняка получится круто, и почти наверняка публика оценит. Но по отдельности. Если же подобные блоки начать стыковать и монтировать друг с другом, выращивая некий объективный портрет эпохи, то существует вероятность, что юный зритель заскучает, не очень юный — обнаружит полмиллиона натяжек и несоответствий, а какой-нибудь злорадный критик совместит оба умонастроения. Словом, это риск, замешанный на крупности замаха и разнородности компонентов.

Команда кураторов проекта — Кирилл Светляков, Юлия Воротынцева, Анастасия Курляндцева — происходит из отдела новейших течений ГТГ, что навскидку может показаться странным: какие уж "новейшие течения" прослеживаются в событиях более чем полувековой давности? Одно из объяснений лежит на поверхности. Третьяковка обещает экспозиционный триптих: за "Оттепелью" должны последовать масштабные выставки про застой и перестройку, и логично было бы обеспечить концептуальную преемственность такому сериалу. Во-вторых, возникло намерение поломать привычную для художественного музея схему "живопись-графика-скульптура", внедрив множество "побочных" экспонатов — образчики дизайна бытовой техники, отрезы тканей с прогрессивными узорами или вот даже макет первого спутника Земли в натуральную величину. Чтобы изыскивать по стране и встраивать в выставку подобные артефакты, нужен определенный задор. Возможно, еще и отсюда "новейшие течения".

Впрочем, произведений живописи-графики-скульптуры публику не лишают — даже наоборот, их много. В том числе знаковых — упомянуть хотя бы "Геологов" Павла Никонова, "Свадьбу на завтрашней улице" Юрия Пименова или бронзовую голову Маяковского работы Александра Кибальникова, послужившую моделью для знаменитого памятника поэту на столичной площади. Попутно развивается еще тема размежевания искусства на официальное и андерграундное. В сочетании с фрагментами кинофильмов на мониторах, афишами, плакатами, репортажными фотографиями, архивными документами и прочим изобилием экспонатов (в проекте задействованы 23 музея и 11 частных коллекций) возникает предсказуемая эклектика, требующая оперативного вмешательства на ранней стадии. Разумеется, устроители об этом знали и не забывали.

На пространственную концепцию, предложенную архитекторами Владимиром Плоткиным и Еленой Кузнецовой (круг-форум в центре большого зала, черно-белые составные стенды, комбинирование простора с закоулками), наложена кураторская схема членения выставки на разделы. Последняя вызывает смутную, но устойчивую ассоциацию со структурой давней уже книги Петра Вайля и Александра Гениса "60-е. Мир советского человека". Дословных цитат в экспозиции нет, однако принцип здесь похожий: говорить об эпохе, опираясь попеременно то на характерные массовые тренды (целина, новостройки, "физики и лирики"), то на узкогрупповые, но значимые явления вроде политического диссидентства или увлечения мистицизмом.

Прием в целом понятный и вроде бы уместный, но выставка не книга. Структура хороша на плане зала и на уровне заголовков ("Разговор с отцом", "Новый быт", "Атом-Космос" и т. п.), на практике же считывается далеко не все из задуманного. Нередки случаи перехода на "назывные конструкции", когда некая тема лишь обозначена коротким рядом экспонатов, но не раскрывается навстречу зрителю. Кураторы явно старались не упустить ничего важного, и такое старание местами вылилось в перечисление. При этом кое-чего из важного все равно не хватает. Наверное, не стоит говорить о небрежности или неопытности команды — тем более что удачных фрагментов в экспозиции немало. Больше похоже на то, что в схватке с выбранным форматом по очкам победил формат. Тяжеловесные форматы на такое способны.

"Московская оттепель: 1953-1968" в Музее Москвы

Оттепель оказалась для московских музеев поводом скоординировать свои выставочные планы: нынешняя выставка в ГТГ — часть большого межмузейного фестиваля "Оттепель: лицом к будущему". В рамках этого же проекта в Музее Москвы проходит выставка "Московская оттепель: 1953-1968", сделанная кураторской группой под руководством Евгении Кикодзе и Александры Селивановой. Как и подобает в краеведческом музее, это выставка не художественная, то есть она не об искусстве оттепели, несмотря на то что в экспозиции, спроектированной Константином Лариным, прекрасно и изобретательно представлены все искусства. И собственно визуальное искусство, преимущественно неофициальное — от лианозовских экспериментов в области абстракции до авангардной пластики группы "ЛеСС", от кинетических проектов Льва Нусберга до художников журнала "Знание — сила". И литература, и кино, и музыка, за выбор и интерпретацию которой отвечал композитор Сергей Невский. И, конечно, архитектура, дизайн и мода — самые яркие приметы оттепели как социокультурного феномена. Строительство "хрущевок" и авторская песня, туристическое движение и освоение космоса, успехи гражданской авиации и твист, синтетические ткани и проза деревенщиков — многообразие явлений оттепели описано рядом понятий (они же — названия разделов: "Решетка", "Новое", "Мобильность", "Прозрачность" и др.), говорящих о реванше модернистской "культуры один" после долгих лет господства сталинской "культуры два", если воспользоваться терминологией Владимира Паперного. Последний раздел "Пустота" оставляет выставку с открытым финалом: в белизне бумаги, испещренной "сигналами" Юрия Злотникова и Бориса Турецкого, шестидесятникам, скорее всего, виделись неизведанные космические пространства, но сегодня в этом белом безмолвии невольно прочитываются метафизические искания застоя, который вот-вот наступит.

Фото: РИА Новости

Анна Толстова

"Лицом к будущему. Искусство Европы 1945-1968" в ГМИИ

Колоссальная передвижная выставка "Лицом к будущему. Искусство Европы 1945-1968", открывающаяся в ГМИИ имени Пушкина через две недели, первоначально не имела в виду никакой хрущевской эпохи — просто период, которому она посвящена, частично совпадает с оттепелью. В наиболее полном виде "Искусство Европы 1945-1968" было показано в Центре искусства и медиатехнологий (ZKM) в Карлсруэ, поскольку ее главный куратор и идеолог — директор ZKM, знаменитый художник и теоретик современного искусства Петер Вайбель. Московский вариант экспозиции будет сокращен и адаптирован кураторской командой ГМИИ.

В Москве вайбелевскую выставку, проходившую в Карлсруэ под лозунгом "Континент, которого Европейский союз не знает", восприняли как долгожданное признание советского искусства — дескать, несмотря на все берлинские стены и железные занавесы, оно было частью единого пространства, разделяя с французским или немецким общие тревоги и радости. На самом деле это далеко не так. Действительно, выставка посвящена Европе как единому художественному пространству, объединенному одной травмой — травмой Второй мировой войны. Но искусство СССР, за незначительным исключением, было представлено в Карлсруэ своей неофициальной частью, то есть границу между андерграундом и официозом — как границу между подлинным и ненастоящим — там провели очень четко. И эти советские внутренние и внешние границы выглядели нашей особой травмой — может быть, более сильной, чем военная. Во всяком случае даже московские кинетисты из группы "Движение", казалось бы, родные братья немецких из группы Zero, были выставлены в ZKM вовсе не в разделе европейского кинетизма и оп-арта — рядом с Виктором Вазарели или Бриджет Райли, а в отдельном гетто для восточноевропейских экспериментаторов — борцов с догмами соцреализма.

Анна Толстова

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...