Российский бизнес включился в международную систему покупки новых молекул у разработчиков, а вот для вывода отечественных разработок на мировой рынок не существует ни системы, ни денег, ни условий.
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
Сервисный поиск
Около половины портфеля препаратов крупнейших фармпроизводителей мира — это лицензированные, совместно разрабатываемые или приобретенные продукты. В поисках перспективных разработок международные гиганты и венчурные фонды анализируют рынок стартапов и новости из академической среды.
Оригинальные препараты бывают построены на действительно инновационных наработках, а есть те, что повторяют успех существующей молекулы, пусть и немного усовершенствованной. Второй вариант не несет особых рисков, и фармацевтические компании легко справляются с такой работой. Если им интересна та или иная биологическая мишень, рассказывает Дмитрий Попов, управляющий партнер Maxwell Biotech Group, они могут заказать поиск целевого лекарственного кандидата (молекул, которые потенциально активны в отношении этой мишени) у специализированных организаций, использующих библиотеки соединений способом скрининга. Такие услуги оказывают многие лаборатории: они стандартны и стоят от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч долларов.
Если же мы говорим о молекулах, действующих на новую мишень (белок или ген) в организме человека (first-in-class), то уровень знаний о роли этой мишени в заболевании и о том, как на нее воздействовать, обычно настолько низок, что успешная разработка оказывается настоящей удачей. "Существует множество стартапов и малых фирм, не имеющих средств на финансирование масштабных клинических программ или не присутствующих в определенном регионе, но заинтересованных в партнерстве. Для потенциальных приобретателей коммерческих прав на тот или иной продукт, на которых ложится лишь часть расходов на его разработку, это может стать хорошим инструментом для снижения затрат и рисков",— говорит директор по внешним связям и связям с общественностью компании Gedeon Richter Жужанна Беке. Риски разработки неизвестного механизма действительно велики: лишь сотая доля (если не меньше) того, что исследуется в клинике, доходит до пациента. В общем случае риски снижаются по мере исследований препарата — доклинических, клинических фазы I (безопасность), фазы II (эффективность) и фазы III (расширенные исследования). Это объясняет тенденцию приобретения более "взрослых" разработок, когда первые и самые высокие риски R&D сняты.
"Не существует правила, гласящего, что права на ту или иную разработку нужно приобретать на каком-то определенном этапе. Тем не менее по моему опыту чаще всего рассматриваются препараты, находящиеся на этапе между так называемой оптимизацией молекулы и клиническими исследованиями фазы II",— говорит вице-президент по развитию бизнеса исследовательского подразделения Merck, Sharp & Dohme Бен Торнер. "Чаще всего юридические отношения с разработчиками начинаются после того, как выполнена фаза IIa, то есть на этапе, когда неясна дозировка, неизвестен режим применения, но клинически подтверждена эффективность применения молекулы у больных людей",— делится опытом Аскар Биккенин, исполнительный директор ПАО "Валента Фарм".
Однако дьявол кроется в деталях. Директор УК "Роснано" Григорий Борисенко поясняет: "Риски очень сильно определяются нозологией и тем, насколько ясен механизм развития болезни. Например, в случае инфекционных заболеваний регистрируется каждый четвертый препарат, дошедший до клинических исследований, а в онкологии — лишь 1 из 15. Есть нозологии, где препараты "сыплются" на третьей фазе и нет решений. Таков рак поджелудочной железы".
40 млн единиц 50 наименований
В начале сентября международная компания Abbott открыла новое производство лекарственных препаратов поселке Вольгинском Владимирской области. Объем инвестиций в это предприятие составил 7,4 млрд руб. Новый завод будет выпускать более 50 наименований продукции, большая часть из которых предназначена для лечения различных онкологических заболеваний, а также лейкемии. Ожидается, что после полномасштабного запуска в 2017 году и окончания переноса технологии производства всех продуктов портфеля его производственная мощность превысит 40 млн единиц нетоксичных лекарственных препаратов — цитостатиков и гормонов всех форм — в год.
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
Стадия риска
"Недавний пример: американская компания Novavax разработала вакцину от гриппа и других вирусных заболеваний. Она успешно прошла испытания фаз I и II, и ожидания быть первыми на рынке с инновационным продуктом обеспечили компании стоимость в $4 млрд. Однако на большой выборке в фазе III клинических исследований вакцина эффективность не доказала, и стоимость компании буквально рухнула на 85%",— отмечает партнер и генеральный директор венчурного фонда RBV Capital (создан с участием капитала РВК и "Р-Фарм") Алексей Конов.
Такие истории лишний раз показывают, что риски схода с дистанции остаются до самых последних этапов фармацевтической разработки, когда в компанию вложены уже сотни миллионов долларов. Возможная схема их снижения — выкуп актива на ранней стадии с развитием поэтапно, внутри корпорации. "Наша история — компания RetroSense Therapeutics. Они были первыми, кто применил технологию генной терапии и оптогенетики для восстановления зрения у полностью слепых пациентов с пигментным ретинитом, тяжелым генетическим заболеванием. В доклинике разработка продемонстрировала успешность, мы инвестировали в небольшой процент этой компании в 2015 году, вложив около $2 млн. Они вошли в первую фазу клиники, и когда первая когорта испытуемых получила терапию, к нам пришли покупатели в лице компании Allergan. Был куплен актив — все разработки, молекулы и команда, которая состояла из одного человека (вся доклиника проводилась через контрактные организации) — за $60 млн первого платежа и за последующие выплаты, которые компания будет получать еще много лет в зависимости от результатов клинических исследований, последние из них — с продаж на рынке",— рассказал Алексей Конов.
Он выделяет еще одну мощную тенденцию в поведении инвесторов — вкладываться начиная с самых университетских разработок и сажать стартапера в собственный инкубатор. "Таким образом фонды практически со стадии посевного финансирования берут проект полностью под свой контроль. То же делает фарма: самостоятельно вступает в партнерство с университетами, обеспечивая себе право "первой ночи"",— поясняет он. Например, "АстраЗенека" строит научно-исследовательский центр в Кембридже и планирует размещение там штаб-квартиры компании.
Бомба коммерциализации
Около половины инновационных наработок в портфеле международных фармкомпаний выходят из академической среды и, вступив на путь коммерциализации, проходят через руки нескольких владельцев, каждый из которых в соответствии со своими силами и компетенцией определяет будущий успех потенциальной "бомбы". Трансфер технологий в этих случаях осуществляется посредством лицензии.
В соответствии с лицензионным соглашением компания покупает дальнейшую работу команды разработчиков, а также права на то, чтобы первой купить молекулу, когда это будет целесообразно сделать. Такая схема позволяет отсрочить платежи до получения позитивного результата.
"Характерная штука — upfront, первоначальный платеж. По статистике из доклиники до конца доходит доля процента активных молекул. С фазы I до конца — 5%, с фазы II — 15% и 50-60% — с фазы III. Риски снижаются, и, соответственно, повышается upfront. Если при покупке лицензии на доклинической и первой фазе он колеблется в пределах нескольких миллионов долларов (с роялти по факту продаж в 1-2%), после завершения фазы II он стартует уже с $50 млн (и 10-20% — роялти), на фазе III первоначальный платеж будет и вовсе не меньше $100 млн",— приводит статистику Григорий Борисенко.
Однако даже если фаза III была успешной, остается довольно высокий риск (примерно 10%) того, что в процессе регистрации препарата возникнут сложности и регулятор потребует разъяснений или проведения дополнительных исследований, замечает Жужанна Беке. Таким образом, оптимум покупки — это всегда поиск баланса между ценником, возможностью создания добавленной стоимости и рисками, которые связаны с разработкой (реализацией продаж).
Лицензионных сделок на порядок, а то и на два больше, чем сделок M&A (слияния и поглощения).
Мягкие капсулы для неврологии
Открытие производства мягких желатиновых капсул и препаратов для применения в неврологии завершает первый этап комплексной программы модернизации завода "Верофарм" в Белгороде, которая включает реконструкцию завода, открытие еще трех новых производственных линий: цитотоксических лекарств для применения в онкологии, гормональных препаратов и назальных капель. Общий объем инвестиций оценивается более чем в 3 млрд. рублей. Производство цитотоксических лекарственных средств будет запущено до конца текущего года, гормональных препаратов — в 2017 году.
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
Рынок разработки
По общему мнению, наибольшее количество научно-исследовательских лабораторий, которые разрабатывают высокопотенциальные молекулы, сосредоточено в США. К сильным в этой области Жужанна Беке также причисляет некоторые европейские государства и Японию, а Аскар Биккенин видит потенциал в Китае и Южной Корее.
США являются и лидером по валу сделок. В России покупку лицензий на инновационные молекулы или целых компаний вместе с имуществом и командой разработчиков практикуют крупные игроки, такие как "Фармстандарт" и "Р-Фарм".
"Рынка же инновационных разработок, интересных для потенциального покупателя или партнера, здесь практически нет,— утверждает Григорий Борисенко.— Мне известны три российских препарата, лицензированных для разработки в США".
Проблема, объясняет Алексей Конов, в отсутствии системы spin out разработок вузов и НИИ. "Университеты работают на публикации и повторения иностранных исследований, а по тем прорывным разработкам, которые есть и которых, кстати, на удивление много, нет системы трансфера технологий — нет менеджеров и юристов по интеллектуальной собственности, которые не дадут технологии уйти на мировой рынок бесплатно, запатентуют на ведущих рынках, грамотно упакуют, соберут проектную команду. Даже в первых вузах России таких офисов и близко нет. Нет и венчурных фондов, готовых инвестировать в проекты на ранних стадиях на адекватных условиях".
Собеседники "Ъ" единогласны: чтобы наши разработки стали интересны, нужны очень приличные затраты на академическую и инновационные среды. "Национальный институт здоровья США на исследования тратит $30-40 млрд в год, бигфарма — около $80 млрд (в R&D включены и клинические исследования, в том числе уже существующих препаратов)",— приводит пример господин Борисенко.
В России бюджеты Минобрнауки и РАН на фундаментальные исследования и НИОКР по биологическим направлениям, а также Минпромторга по программе "Фарма-2020" несопоставимо ниже.