Как выглядит российская наука с точки зрения ученого, работавшего в крупнейших университетах мира
Сейчас Мария Попцова — научный сотрудник кафедры биофизики физфака МГУ. А до этого работала в крупнейших научных центрах мира: в Амстердамском университете, в Университете Коннектикута (США), в Институте вычислительной биомедицины в Катаре. Есть, в общем, с чем сравнивать.
— Довелось ли ощутить последствия реформы РАН на себе?
— Нехватка денег на науку уже приводит к тому, что выпускники вузов (буду говорить о близком мне физфаке) идут работать не по специальности. Наука — не хобби, ей надо заниматься постоянно, не отвлекаясь. Но ведь и жить тоже надо — квартиру снимать, семью кормить — в науке на это сегодня не заработать. Более половины выпускников нашей кафедры (биофизики) работают за границей.
— Куда едут?
— В Штаты — там просто обожают интеллектуальную иммиграцию. В лаборатории в Коннектикутском университете, где я работала, начальником был немец (иммигрант с 20-летним стажем), а трудились там выходцы из Индии, Китая и "соцлагеря" наряду с американцами и канадцами. Медстраховки, хорошие зарплаты, приличное жилье. Правды ради: половину зарплаты (стартовая — 2 тысячи долларов) отбирают в оплату того же жилья, да и отпуском не балуют — две недели в год, а понятия "за свой счет" у них просто нет. Но народ устраивается: продает московскую квартиру и покупает домик под Нью-Йорком. Главное, конечно, что притягивает людей науки,— возможность самореализации. У меня, например, три специализации — физика, биофизика и биоинформатика. Тут без сложного и дорогого оборудования никуда, один секвенатор (прибор для определения нуклеотидной последовательности ДНК и РНК, прочтения геномов.— "О") от полумиллиона долларов и выше. В России такие приборы есть, но их мало. Неудивительно, что именно в Штатах расшифровали геном и именно там произошла революция в секвенировании. Я потому и уехала из России, что хотела оказаться на передовом крае науки, понять, почему же американцы — лидеры в этой области.
— И как?
— В теоретической физике Россия, бесспорно, сильна, но эта область не требует дорогостоящих приборов, исследований и т.п. Еще меньше нужно гениям от математики: карандаш, бумага и способность мыслить. Пример Григория Перельмана явил это миру со всей очевидностью. Возможно, российские теоретики скоро уже не будут покидать родину: выпускник физфака Юрий Мильнер, сделавший состояние на инвестициях в Facebook и Groupon, учредил для них премию в 3 млн долларов. Но вот на что уповать практикам? К нехватке технического оборудования тут надо добавить нехватку средств на зарплаты, то есть ученым — и студентам, и людям со степенями — приходится подрабатывать на стороне. Неудивительно, что мир прикладной науки уже и сейчас не слишком замечает присутствие или отсутствие России на этом рынке. А в Америке помимо всем известных университетов Гарварда, Принстона, Йеля или Стэнфорда в каждом штате имеется с десяток-полтора других крупных учебных и научных центров. Под всю систему подведена грамотная экономическая база. Благодаря чему ученые трудятся по специальности и избавлены от поиска работы на стороне.
— Откуда деньги?
— Научный кампус существует прежде всего на благотворительные деньги. Общежития, оснащение лабораторий — это все пожертвования. В США действует прогрессивный подоходный налог: богатые тоже платят и больше всех. Но государство дало право выбора — перечислять деньги в казну или жертвовать кому-то. Чаще всего этим "кем-то" оказываются университеты и школы. Логика тут простая: денег все равно не вернуть, но даритель получает моральное удовлетворение — его именем в университетском городке назовут улицу, дом, повесят мемориальную доску, пригласят на благотворительный обед или бал. Престижно! Вот богачи и спонсируют университеты, которые сами некогда оканчивали.
— А как же исследования?
— Не все пожертвования идут в строительство. Есть еще и гранты. Это минимум 200-300 тысяч долларов. В России гранты тоже есть. Можно даже сравнить: грант РФФИ (Российский фонд фундаментальных исследований.— "О") — 300 тысяч рублей в год. Чтобы его получить, нужно потратить не один месяц на подготовку документов, потом разделить эти 300 тысяч рублей между десятком соратников, а на оставшиеся от налогов 20 тысяч что-то сделать. Правда, в России в отсутствие денег можно заниматься чем-то теоретическим: сколотить маленькую исследовательскую группу и дерзать "для души". Благо, на Западе не скупятся и выкладывают результаты последних исследований в интернет. Например, информация по пангеному рака доступна в Сети, а это миллионы долларов на одно только секвенирование... В США возникает ощущение, что ты на острие науки, занимаешься нужным делом, есть возможность ездить 2-3 раза в год на научные конференции, нет и проблем с публикациями в рейтинговых журналах.
— Но россияне тоже ведь там публикуются...
— А вы знаете, каким образом? Такая публикация стоит порядка 1,5-2 тысяч долларов, которые платит сам автор. Голь на выдумку хитра: в журналы отсылаются статьи, они проходят рецензию, редакция их принимает, после чего автор извиняется и признается, что оплатить публикацию не в состоянии. Чаще всего американцы входят в положение и публикуют бесплатно. А в американской системе грантов, кстати, предусмотрена специальная строка расходов именно на такие публикации.
— Если там все так хорошо устроено, почему вы вернулись?
— Если бы меня пригласили переезжать из условий американского университета в условия российского, я бы отказалась, как и отказываются большинство уехавших ученых. Но возникла идея научно-технического проекта, возник бизнесмен, который захотел этот проект финансировать. Мы всей семьей вернулись, а бизнесмен... передумал. Впрочем, я рассматривала жизнь за границей как нечто временное, как опыт, который не получить, не увидев все своими глазами. Я вернулась в альма-матер. И не жалею.