Евросоюз приходит в маленькие сообщества

В рамках программы сотрудничества с РФ представительство Евросоюза в России финансирует социальные проекты российских некоммерческих организаций. Спецкор “Ъ” ОЛЬГА АЛЛЕНОВА выяснила, что дало это многолетнее партнерство российскому обществу, выживут ли такие проекты на фоне сокращения зарубежного финансирования и будет ли Евросоюз помогать российским НКО дальше.

Фото: Александр Петросян, Коммерсантъ

«Действуем вместе»

Маленький офис автономной некоммерческой организации «Партнерство каждому ребенку» на Приморском проспекте в Санкт-Петербурге — крошечная ячейка гражданской инициативы, которых в большом городе всегда много и которые часто теряются в море аналогичных, государственных, инициатив. Но «Партнерство» — особенная организация. Это своего рода социально-исследовательский центр, имеющий сети во многих российских регионах.

Когда-то это был известный британский благотворительный фонд «Эвричайлд», работающий над предотвращением социального сиротства. Когда фонд закрылся, его сотрудники образовали новый, уже российский фонд, сохранив при этом и накопленный опыт, и желание работать с кризисными семьями дальше. Они создали новые услуги для помощи семьям, попавшим в сложную жизненную ситуацию; молодым мамам, решившим отказаться от ребенка в родильном доме; а также семьям, имеющим детей с инвалидностью. Эта организация, по сути, создала в Санкт-Петербурге новые, альтернативные формы временного размещения детей в профессионально подготовленные семьи. В профессиональном сообществе такие семьи еще называют замещающими. Профессиональная семья — это тот самый волшебный рецепт, который действительно предотвращает сиротство. С каждым годом в «Партнерстве» убеждаются, что других способов нет. Если маме, имеющей трех детей, нужно срочно лечь в больницу, то ее детей не заберут в приют, а поселят с «временной» профессиональной мамой. И если женщина в роддоме отказалась от ребенка, то этот ребенок поступит не в больницу или в приют, а сразу в профессиональную семью, где он пробудет до тех пор, пока его обследуют и разрешат устраивать уже в семью постоянную. Это действительно профилактика социального сиротства, потому что ни один из новорожденных отказников, живших в профессиональных замещающих семьях, не попал в сиротское учреждение: почти все ушли в приемные семьи или к усыновителям, а двое вернулись в кровную семью.

Три последних года здесь развивали проект «Действуем вместе», его реализация стала возможной благодаря гранту Евросоюза. Проект состоял из трех направлений: раннее вмешательство, предотвращающее попадание младенцев в сиротские учреждения; развитие семейного устройства детей-сирот, живущих в детских домах и интернатах; профилактика социального сиротства и помощь семьям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Вместе с партнерами — Институтом раннего вмешательства Санкт-Петербурга и благотворительным фондом «Родительский мост» — фонд «Партнерство каждому ребенку» создавал алгоритм действий, необходимых для того, чтобы количество сирот в России сокращалось.

«Мы привлекали благотворительные средства на организацию больших региональных конференций, где представители НКО и государственных структур обменивались опытом,— рассказывает директор по развитию благотворительного фонда “Партнерство каждому ребенку” Джоанна Роджерс.— В работе участвовали государственные и некоммерческие организации из 50 регионов России. Образовалось сообщество людей, которых мы сегодня считаем партнерами».

В поисках ответов

В самом начале работы над проектом «Действуем вместе» стало понятно, что некоторые важные инициативы в профилактике социального сиротства упираются в отсутствие информации о конкретных причинах попадания детей в сиротские учреждения. Было непонятно, как измерить «трудную жизненную ситуацию», какие именно действия необходимо предпринять, чтобы семья справилась и ребенок остался дома.

Чтобы ответить на эти вопросы, фонд «Партнерство каждому ребенку» вместе с партнерами провел собственное исследование-опрос в разных регионах России. Так, в результате трехлетней работы появился реестр показателей по утрате родительского попечения. «Мы опросили более 3,5 тыс. человек, взрослых и детей, в 15 разных регионах России,— рассказывает директор фонда Людмила Сорокина.— Опросы проводились в центрах помощи семьям и детям, а также на базе реабилитационных центров для помощи детям с инвалидностью, куда мамы приводят детей и где мы могли общаться и с родителями и с детьми. Кроме этого мы получили разрешение от властей в некоторых регионах и провели собеседование с детьми в сиротских учреждениях: детей спрашивали, знают ли они о том, почему находятся в детском доме и получала ли их семья помощь до того, как они попали в детский дом? Результаты этого анализа дают очень важную информацию для понимания причин сиротства в России и определения путей решения многих проблем».

В рамках проекта специалисты опросили более 800 детей в возрасте десяти лет, живущих без родительского попечения, под опекой государства. Только 15% из них рассказали, что были лишены семьи, потому что от членов семьи исходила угроза их жизни и здоровью. По мнению специалистов, это означает, что остальные 85% детей могли бы сегодня жить в семьях, если бы им в свое время была оказана необходимая социальная поддержка.

Детей спрашивали, знают ли они о том, почему находятся в детском доме и получала ли их семья помощь до того, как они попали в детский дом? Результаты этого анализа дают очень важную информацию для понимания причин сиротства в России и определения путей решения многих проблем.

«Даже по тому, как дети говорили о причинах своего попадания в детский дом, многое становилось понятным,— рассказывает Людмила Сорокина.— Если ребенок говорил: “Моя мама употребляла спиртные напитки”, было ясно, что он говорит так со слов взрослых. Если ребенок говорил: “Папа пил, но был веселый, он меня не обижал”, было понятно, что с этой семьей наверняка стоило бы поработать, прежде чем забирать оттуда ребенка. Были и такие дети, которые признавались: “Папа меня бил”. Но таких случаев немного».

Почти никто из опрошенных детей не сказал о том, что социальные службы оказывали помощь их семье до изъятия ребенка из семьи в детский дом. Из 800 детей около 100 упомянули о том, что до детского дома они жили во временном приюте. Это предполагает, что государство давало возможность родителям получить необходимую помощь и вернуть детей. В то же время ни один ребенок не рассказал о том, что к его маме приходили сотрудники из органов опеки или социальных служб и пытались помочь ей — например, найти работу или начать лечение. Это означает, что размещение ребенка в приюте специалисты государственных учреждений в регионах считают основной помощью кризисной семье. Другими словами, анализ полученных данных показывает, что изъятие ребенка из семьи во многих российских регионах является первой, а порой единственной мерой, которой государство реагирует на неблагополучие в семье. В то же время российское законодательство, по словам Людмилы Сорокиной, предполагает, что эта мера крайняя и должна применяться лишь в том случае, когда в семье есть прямая угроза жизни и здоровью ребенка.

«Специалисты говорили, что впервые услышали мнение детей о том, почему они находятся в детдоме»

В опросах также принимали участие дети с инвалидностью и их родители: 680 родителей и 520 детей. 47% опрошенных сообщили о том, что имеют потребности, которые не удовлетворяются. «Для родителей самыми главным оказались проблемы ежедневного ухода за ребенком: бытовые трудности, например, необходимость уборки квартиры или поход в магазин, когда невозможно оставить ребенка без присмотра,— говорит Джоанна Роджерс.— Дети также подтверждали, что их родителям нужна помощь в повседневных домашних делах, в организации прогулки или визита в поликлинику, в покупке продуктов».

Семьи с детьми, имеющими инвалидность, нуждаются в социальном сопровождении: им необходимы помощники, которые могли бы побыть с ребенком, пока мама делает домашние дела, или сделать дела за маму. Но вместо этого государство предлагает таким семьям только кружки для детей и околомедицинскую помощь — например, массаж. И кружки, и массаж чаще всего требуют присутствия матери и не являются для нее передышкой.

«Все эти кружки не всегда нужны, потому что у каждого ребенка должна быть индивидуальная программа развития и она предполагает индивидуальный подход, а не посещение всех доступных кружков,— считает Джоанна Роджерс.— И дети часто говорили в наших опросах, что эти кружки им безразличны. Большинство детей хотят заниматься спортом — это один из самых очевидных выводов нашего опроса. Но не надо создавать спорт внутри реабилитационных центров. Спорт есть в городе — надо приспособить его для таких детей. Дети хотят общаться со сверстниками, ходить в гости, в спортзал, но сейчас такой возможности у них нет».

Джоанна Роджерс отмечает: родители часто соглашаются на те услуги, которые им предлагают в реабилитационных центрах, даже если это не совсем то, что им нужно, потому что выбор невелик. Судя по опросу, для родителей главное — чтобы их дети были заняты, неважно чем. «То, что эти кружки не всегда интересны ребенку и огромный ресурс тратится вхолостую,— важное открытие,— говорит Джоанна Роджерс.— Мы вряд ли об этом узнали бы, если бы не спросили детей. Проведенное исследование еще раз доказывает, что обсуждать проблемы нужно не только с родителями, но и с детьми. И это один из главных результатов нашего проекта».

По словам Джоанны Роджерс, исследование четко показывает: развивать семейное устройство в России важно, но если при этом не оказывается помощь семьям, имеющим детей с инвалидностью, и семьям, попавшим в кризисную ситуацию, то проблему социального сиротства вряд ли удастся решить. Об этом российские общественники говорят давно, но впервые появилось социологическое исследование, подтверждающее, что в регионах работа с семьей начинается поздно и не основывается на оценке потребностей детей и семей. И именно поэтому детские дома и интернаты постоянно пополняются.

Исследование еще раз доказывает, что обсуждать проблемы нужно не только с родителями, но и с детьми. И это один из главных результатов нашего проекта.

В фонде «Партнерство каждому ребенку» говорят, что исследование помогло активизировать профессиональное сообщество в регионах, ведь специалисты центров помощи детям и семьям, реабилитационных центров для детей с инвалидностью и детских домов не только принимали участие в составлении анкет для детей и родителей, но и сами проводили опросы и интервью. «Поначалу многие воспитатели говорили нам, что это бессмысленно — задавать такие вопросы ребенку. Но после того, как они попробовали сами это сделать, они были удивлены полученным результатам,— говорит Людмила Сорокина.— Некоторые специалисты отмечали, что впервые услышали мнение детей о том, почему те находятся в детском доме. Я думаю, у нас получилось запустить некий социальный процесс, который нужно развивать. Мы бы очень хотели проводить такие опросы ежегодно, привлекать к этому больше регионов, больше работать с местными организациями. Это будет способствовать расширению профессиональной сети по профилактике социального сиротства, которая, как мы видим, с каждым годом растет».

В этом большом аналитическом проекте приняло участие более 500 специалистов. Такая работа была бы невозможной без финансовой поддержки, которую этой организации уже много лет оказывает Евросоюз.

Российские НКО приучают к самостоятельности

В современной России благотворительность как тенденция родилась совсем недавно и еще не вполне созрела. Сегодня и общество, и бизнес уже охотно дают деньги на лечение больных детей и взрослых, но пока не готовы помогать в проектах, требующих обучения специалистов и оплаты административных расходов благотворительных организаций. Это самая серьезная проблема, с которой сталкиваются российские НКО в условиях сокращения зарубежного финансирования.

Евросоюз помогает решать именно эту проблему через Программу сотрудничества ЕС—Россия. Но финансирование сокращается и здесь. Официальные лица ЕС говорят, что «Россия превратилась в развитую страну, которой не нужна техническая помощь и которая успешно решает внутренние проблемы» и что именно по этой причине сокращается финансирование Программы сотрудничества ЕС—Россия.

С 2001 по 2010 год ЕС выделял на социальные проекты в России до €7 млн в год. С 2011-го финансирование сокращается до €1 млн в год. При этом повышается потолок индивидуальных бюджетов: если раньше НКО могло получить грант до €200 тыс., то теперь минимальный бюджет — €400 тыс., а максимальный — €500 тыс. Соответственно, количество НКО, которые получают сейчас гранты Евросоюза, сокращается.

На фоне сокращения зарубежных грантов российским НКО необходимо самостоятельно искать средства и спонсоров. В представительстве Евросоюза в России считают, что одна из самых важных задач этой организации — научить российские НКО собирать деньги на свои проекты через краудфандинг и другие методы современного фандрайзинга. Такое обучение НКО — одно из направлений, которые спонсирует ЕС. В фонде «Партнерство каждому ребенку» тоже учатся собирать деньги. Здесь в рамках проекта придумали такую акцию: в гипермаркетах вы можете купить яркий купон за 250 руб. и таким образом оплатить час «передышки» для многодетной мамы или мамы, имеющей ребенка с инвалидностью. Ровно 250 руб. стоит один час работы всех специалистов с такой семьей.

Именно за такими креативными идеями, которые привлекают внимание общества,— будущее благотворительности в России, считают в партнерстве.

Внимание на провинцию

Сокращение бюджета на поддержку социальных проектов заставило Евросоюз выработать новые условия их финансирования. Если раньше грант могла выиграть любая некоммерческая организация, которая грамотно презентовала свой проект, то, например, по итогам конкурса этого года определены приоритеты: Евросоюз намерен помогать НКО, работающим в маленьких городах и сообществах. Идея простая: в большом городе у НКО больше возможностей найти спонсоров в лице бизнеса или частных жертвователей — в глухой провинции это почти невозможно. Зато в провинции один маленький проект может изменить не только жизнь подшефных учреждений, но и всего города. Перемены начинаются уже в тот момент, когда люди, собравшись в маленькую НКО, придумывают идею и выигрывают грант. Потом они, к примеру, создают для выпускников интернатов социальные квартиры, помогая им адаптироваться к взрослой жизни; потом возникает идея трудоустройства выпускников, получения профессиональных навыков, появляются какие-то мастерские. А потом естественным образом люди приходят к мысли, что улучшение жизни в их собственных руках и что совсем несложно убрать улицу возле своего дома, покрасить забор, привлечь к этому своих соседей, помочь кому-то еще, кто не способен сделать это сам. Именно так меняется жизнь — сначала в маленьких сообществах, а потом и жизнь общества в целом. У таких проектов огромный потенциал, потому что они развивают местные социальные инициативы, повышают уровень жизни в маленьких населенных пунктах и могут даже предотвратить отток жителей из этих мест. Это идея про то, как можно строить гражданское общество в своем городе, не ожидая, что кто-то построит его за тебя.

Сегодня в России 16 НКО, ведущих социальные проекты, работают с грантами Евросоюза. Кроме НКО, занимающихся правами детей-сирот, финансирование получают проекты, связанные с профилактикой ВИЧ, помощью страдающим алкогольной и наркотической зависимостью. В представительстве Евросоюза в Москве говорят, что в следующем году финансирование российского некоммерческого сектора, в том числе социальных проектов, продолжится в рамках программ «Европейская инициатива по демократии и правам человека» и «Организации гражданского общества». На поддержку этих программ в России Евросоюз выделяет соответственно €3 млн и €1 млн в год.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...