"Прометей допустил утечку технологии"

Ридли Скотт дал интервью Сергею Рахлину

"Прометей" Ридли Скотта с большим успехом идет в России. Режиссер поделился с "Огоньком" своими соображениями о пришельцах, конце света и любви к теннису

Сергей Рахлин, Лондон

Прометей, герой мифов Древней Греции, дал людям огонь. Рыцарь Британской короны, кинорежиссер сэр Ридли Скотт, дал людям современную кинофантастику, творящую мифы нашего времени. Его новая работа — научно-фантастический фильм "Прометей" — очередной вклад режиссера в мифотворчество нового времени.

Когда в 1979 году вышел фильм Скотта "Чужой", а в 1982-м — "Бегущий по лезвию", из-за коммерческих неудач этих картин мало кто оценил революционные изменения, внесенные Скоттом в жанр. Сегодня эти фильмы — классика, а Ридли Скотт с его тремя номинациям на "Оскар" за лучшую режиссуру — в ряду ведущих авторов мирового кино.

Есть соблазн назвать "Прометей" приквелом к серии "Чужой", наиболее известной картиной которой является фильм режиссера Джеймса Кэмерона "Чужие". Но, признав, что в "Прометее" есть ДНК "Чужого", можно безошибочно сказать, что "Прометей" совершенно самостоятельное произведение, содержащее глубокие философские, религиозные и социальные мотивы.

Если греческие мифы ответили на вопрос о создании человека историей о Прометее, вылепившем человека из глины, Скотт вместе со сценаристами (Джон Спэйтс, Дэймон Линделоф) в поисках ответа на этот и другие вопросы бытия — жизни, смерти и бессмертия — отправляют космический корабль "Прометей" к далеким планетам.

Как пишет известный астрофизик Стивен Хокинг: "Если пришельцы посетят нас, то результат будет сходным с тем, что получился, когда Колумб открыл Америку. Это плохо кончилось для индейцев. Нам достаточно взглянуть на себя, чтобы увидеть, как разумная жизнь может превратиться в нечто, с чем бы мы не хотели встретиться".

В "Прометее" эта мудрая мысль получает как бы зеркальное отражение. Если мы сами посетим обитель иного разума, пусть даже создавшего нас самих, мы можем уподобиться индейцам Америки, вкусившим смертоносные плоды более развитой цивилизации.

Авторы, подобно Хокингу, предлагают нам в первую очередь посмотреть на себя, чтобы увидеть черты "чужого".

Миссия "Прометея" финансируется мегакорпорацией, у босса которой свои мотивы полета в бесконечность Вселенной, и руководить, точнее надзирать, за всем он поставил свою роботообразную дочь (Шарлиз Терон). Мотивы эти отличны от намерений главной героини фильма, ученого-археолога Элизабет Шоу (Номи Рапас). На корабле есть и настоящий человекоподобный робот-андроид Дэвид (Майкл Фассбендер), которому, как мы увидим, кое-что человеческое не чуждо. Кое-что самое плохое.

Картина уже идет в мире (в том числе и в России) с большим коммерческим успехом, но мы встретились с Ридли Скоттом в Лондоне накануне ее мировой премьеры. В свои 74 года режиссер бодр, подтянут и полон творческих планов. Разговор наш начался с обсуждения философии фильма.

— Сэр Ридли, среди прочего некоторые ваши персонажи ищут жизнь вечную. Вы-то сами верите в нее?

— Знаете, ваша вечная жизнь в ваших детях, в этой эволюции через них. Это идея Бога о вечной жизни, не так ли? Это не то, что людям хочется услышать, правда? Можно быть сколько угодно религиозным, но бессмертие только в детях. Когда-то люди жили мало, даже лет 40-50 назад средняя продолжительность жизни была меньше, чем нынешняя, скажем, 76-82 . Уже сейчас становится социальной проблемой то, что все больше людей доживает до 100 лет. А с успехами медицины и при правильным образе жизни средняя ее продолжительность может вырасти до 120 лет. Но это же не жизнь вечная! И никогда не будет! Где мы сейчас? Когда Кеннеди был у власти, нас было 3-3,5 млрд, а сейчас 7. Поражает, как быстро мы плодимся. Пора убираться!

— А как вы лично смотрите на возможность внеземных цивилизаций? Ваш фильм предлагает несколько идей на сей счет.

— Внеземная жизнь абсолютно логична, хотя научно не доказана. Не надо даже говорить о Вселенной, нашей одной Галактики хватит. Думать, что мы одни такие,— смешно! Помните астронома Карла Сагана? После премьеры "Чужого", которую мы дали в Обсерватории Пасадены (Калифорния), он хмыкнул и сказал, что идея совершенно глупая. Я ответил: "Расслабься, Карл, это всего лишь фильм". А потом он написал чертовски яркую книгу под названием "Контакт". Саган очень умно закончил книгу за 12 лет до прибытия пришельцев. Так что у землян остается время подготовиться к приему "чужих". Думаю, что в глубине души он верил в такую возможность.

— Ваш фильм не случайно называется "Прометей". Как вы для себя трактуете миф о Прометее?

— Скорее, романтично. Вы знаете, что Прометей был полубог. Он бросил вызов богам, допустив "утечку технологии" — передал огонь людям. Это было глобальным событием. Почище изобретения Эдисона! Для меня очень важно, что кто-то был первый, кто вытащил из потухшего костра уголек и нарисовал им на стене пещеры что-то вроде оленя! Гигантская мысль!

— В "Прометее" вы ответили на некоторые вопросы, заявленные вами. Отдали должное вашему первому "Чужому". Финал "Прометея" предполагает, что последует продолжение в поисках ответа на самый важный вопрос: "Кто создал тех, кто создал нас?"

— Нет, я вижу это иначе. Следующий вопрос будет: "Откуда ОНИ взялись с их жутким оружием?"

— Уже в "Чужом" вы проявили большое умение создать в фильме напряжение и испугать зрителя. Не всякому это дано. Вы как зритель когда-то реагировали на фильмы таким образом? Может быть, в детстве вы видели фильмы, которые заставили вас выпрыгнуть из кресла в зале?

— Когда я рос в Северной Англии, фильмы-страшилки все были голливудские. Вообще-то мне не полагалось их смотреть по возрасту, но на самом деле никто меня не останавливал. Ну, смотрел я, например, "Создания из Черной лагуны" (1954) и думал: "Знаете, это как-то плоховато". Уже в свои 7 лет я чувствовал, что это халтура, что мне неинтересно. Так что меня все это не интересовало до тех пор, пока я не стал делать "Чужой". Мне было тогда 42 года. К тому времени были сделаны два важных фильма, которые поразили меня. Одна из них была картина Тоуба Хупера "Техасская резня бензопилой" (1974), переступившая некую черту, другая — "Изгоняющий дьявола" (1973) Уильяма Фридкина, которая была совершенно поразительной. Эти фильмы, пожалуй, самое страшное, что я могу припомнить.

— Что, по-вашему, в кино сложнее — рассмешить или напугать?

— Рассмешить всегда проще, поскольку малюешь большими мазками. А по-настоящему напугать — это всегда вызов. Я не имею в виду резню бензопилой. Это просто больное воображение. А вот как драматизировать нечто действительно страшное, что возникает из структуры повествования,— это задачка! Шутку можно повторять 50 раз и отполировать ее. А страх должен проистекать из эволюции события.

— Персонаж Шарлиз Терон и андроид Дэвид выглядят, ну, скажем, как нацисты. Какой политический смысл вы вкладываете в это?

— Ну, я не имел намерения делать их именно нацистами. Правда, Дэвид действительно слегка смахивает на "гитлерюгенд". Да, он создание корпорации, которая штампует искусственных людей. Читайте как угодно. Но намеренно я ничего политического в фильм не закладывал.

— Многие фильмы сегодня создаются с помощью спецэффектов, а актеры в них снимаются не в декорациях или на натуре, а на фоне зеленого экрана. У вас, похоже, реальность доминирует.

— Да. На борту "Прометея" все реальное. Все это мы построили. Когда мы выходим на далекую планету, земля — это Исландия. Мы, когда снимали в Исландии, камнями маркировали точки, где будут находиться пирамиды, что вы видите в фильме, и где будут стоять космические корабли, которые позже были воспроизведены с помощью компьютерной графики.

Я в первую очередь художник, поэтому все 4 месяца работы над сценарием мы с художниками-цифровиками прорисовывали визуальные элементы фильма, которые потребуют компьютерной графики. Поскольку мы предвидели совершенно новые решения, студия Fox дала нам немного денег на научную разработку, на что ушло 4-5 месяцев. К моменту, когда сценарий был готов к постановке, у нас все визуальные разработки могли быть распечатаны в виде глянцевых фотографий. Мы знали, как будут выглядеть пирамиды, какие будут костюмы. Поэтому спецэффекты у нас не были столь дорогими, как на некоторых других картинах, где многое делается уже на стадии пост-продакшн.

— Вашу героиню Элизабет в фильме спрашивают, верит ли она в Бога. А вы верите? Как вы себе представляете рай и ад?

— Иисусе Христе! Я мальчиком пел в церковном хоре, потому что мой отец велел петь в церковном хоре англиканской церкви. И я вечно боролся с пастором по поводу того, сколько вина я могу испить из чаши. Мне нравилось это вино и казалось, что пастор выпивал почти все сам. Мне это надоело, и, вместо того чтобы ходить в церковь по воскресеньям днем и вечером, я начал играть в теннис и стал заядлым игроком. Мой отец узнал об этом от пастора и стал ругать. На что я сказал, что они с мамой сами в церковь не ходят. Последовало долгое молчание. Потом отец сказал: "Ты прав, продолжай играть в теннис".

Но время, проведенное в церкви, оставляет след. Я только не знаю — хороший или плохой, поскольку тебе внушают чувство вины, даже если ты не сделал ничего дурного. Так что я, как подросток, до сих пор чувствую себя виноватым. Я виноватый факер, и это держит меня в рамках и на правильной тропе. Думаю, что мы получаем от религии фундаментальное понимание добра и зла. Имеют ли Бог или Иисус к этому отношение, я не знаю, но религия дала мне возможность отличать добро от зла.

— Что такое, по-вашему, душа? Андроид Дэвид в "Прометее" абсолютно человекоподобен, но души у него нет.

— Извините, душа бывает только у людей! Душа — это некий внутренний свет. Вы можете создать нечто подобное человеку. С телом, с искусственным разумом. Подключите это создание в электрическую розетку и — вуаля! — сидит как живой. Но это ведь Франкенштейн!

Душа — это внутренний дух, который нельзя изобрести и сделать. Это нечто, с чем мы родимся. У вас либо добрая душа, либо злая.

— А откуда это берется?

— Я не знаю. Мы не знаем. Большой вопрос, не правда ли? Вообще, мы мало что знаем, правда?

— В научной фантастике часто присутствует элемент самоуничтожения цивилизаций. В свете того, что происходит сегодня в мире в плане экономического и финансового кризиса, в плане распространения ядерного оружия, не кажется ли вам, что мы на пути к саморазрушению? И что это — отнюдь не научная фантастика?

— Да, мы на волне саморазрушения. И я не знаю, как это можно контролировать. 30 лет назад Соединенные Штаты были мировым жандармом. Дядя Сэм мог сказать: "Ай-яй, это нельзя делать! А то я вас, ребята, приструню!" Сегодня на это никто не обращает внимания. И "ребята" говорят: а почему бы и нам не обзавестись атомной бомбой? У вас есть атомная бомба? И у нас будет. Это нельзя остановить, и, как говорится в Писании, все начнется на Ближнем Востоке.

Там кипит котел. Да и везде тоже. Вот подумываю, не обзавестись ли фермой и ружьем. Лошади тоже не помешают. (Смеется.)

— Ваши "Чужой" и "Бегущий по лезвию" опередили время. Чтобы их оценили по достоинству, потребовалось много лет...

— Не говорите... Такое может даже мешать. Опережать время довольно опасно. Иногда мне хочется сразу попасть в точку, но очень часто у меня это не получается.

— Ваши героиня Элизабет надеется встретить Создателя. А если бы вы его встретили, что бы спросили-попросили?

— Не знаю... А, вот... Верни мне, пожалуйста, мое колено, чтобы я снова мог играть в теннис, поскольку я угробил его на теннисном корте. Теннис был моим побегом от реальности...Нет, не знаю, что и спрашивать... У меня практически все есть. Я радуюсь жизни.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...