История в пуантах

Об истории балета Большого — Татьяна Кузнецова

Лучшими годами жизни московский балет обязан Петербургу. В конце концов, именно оттуда позволение создать собственный театр получил князь Урусов. Состав первой труппы, собранной им из собственных крепостных и сирот воспитательного дома, был таков: 13 актеров, 9 актрис, 4 танцорки, 3 танцора с балетмейстером и 13 музыкантов. Спустя 235 лет "танцорок" и "танцоров" стало 220. А между этими датами пролегла долгая история балета Большого, в которой не один раз расцвет труппы сменялся полным упадком. Как правило, расцветала она после очередного пришествия петербуржцев, командированных поднимать балет провинциальной Москвы и застревавших в Большом на целую жизнь.

Так повелось еще со времен Отечественной войны 1812 года: как раз в это вроде бы глухое для муз время в Москву был отправлен 19-летний танцовщик Адам Глушковский — танцевать и руководить балетной школой. Юноша оказался сущим сокровищем: вывез школу из горящей Москвы, после ухода Наполеона ввез ее обратно, собрал разбежавшуюся труппу и стал ее руководителем на четверть века. Кроме организационного у него был балетмейстерский дар — собственно, именно Глушковскому московский балет обязан своей самобытностью, а также эстетическими пристрастиями, сохранившимися и два столетия спустя.

Майя Плисецкая в балете "Кармен"

Фото: Огонек

Пока в Петербурге Пушкин, с отвращением глядя на Зефира, порхающего вокруг Истоминой-Флоры, сетовал, что ему надоели анакреонтические балеты вместе с их автором Дидло, в Москве тешились "Гуляньем в Сокольниках", "Казаками на Рейне" и какими-то "Филаткой с Федорой у качелей под Новинским". Этими общедоступными и зажигательными народными дивертисментами москвичей обеспечивал Глушковский, придумавший жанр патриотического или комического балета. Ему же московский зритель обязан своей непреходящей любовью к большим сюжетным спектаклям. И как было не полюбить изобретенные Глушковским "балеты ужасов" с завлекательными названиями вроде "Развратный, или Вертеп разбойников"? Или балетные мелодрамы по актуальным литературным произведениям вроде "Бахчисарайского фонтана", или феерические сказки типа "Руслана и Людмилы, или Низвержение Черномора, злого волшебника"?

Увы, Адам Глушковский оказался единственным на весь XIX век талантливым балетмейстером Большого театра. Нет, конечно, случались события и после того, как 47-летнего Глушковского погнали с поста главного балетмейстера. Москва бдительно следила за европейской балетной модой: по горячим следам, в 1837-м, поставила тальониевскую "Сильфиду"; в 1843-м, всего спустя два года после парижской премьеры, заимела в своем репертуаре романтическую "Жизель"; в 1850-м заполучила драматичную "Эсмеральду". Имелись даже балерины европейского уровня — Екатерину Санковскую, например, москвичи предпочитали Марии Тальони: наша была "душевнее". Периодически из Петербурга налетали даровитые варяги: в 1869-м молодой Петипа, которому в северной столице пока не давали развернуться, поставил в Большом бессмертного "Дон Кихота", а потом перенес в Белокаменную еще 11 своих феерий.

Балет "Пламя Парижа" (1962 год)

Фото: Музей ГАБТ

Но, по совести, собственных достижений было мало. Балетмейстеров в Москву нанимали неважнецких, композитора Чайковского прошляпили: его "Лебединое озеро", поставленное в 1877 году чехом Рейзингером, было встречено кисло и прошло всего 22 раза, что надолго отвратило Петра Ильича от балета. Так бы и хирел балет Большого в тени Мариинского, если бы не очередной командированный. В 1899 году из Петербурга был прислан знаток балетной нотации Александр Горский: ему предстояло за три недели перенести на сцену Большого главное петербургское сокровище — "Спящую красавицу" Мариуса Петипа. И хотя запись балета рассеянный столичный житель потерял, с задачей он справился столь успешно, что вскоре был сослан в Москву главным балетмейстером.

Вот тут-то и началось. Для начала Горский переставил по-своему все балеты Петипа, причем "Дон Кихота" настолько успешно, что его версию — впервые в истории двух театров — перенесли из Москвы в Петербург. Затем балетмейстер, заделавшийся заядлым москвичом и жарким поклонником Станиславского и его МХТ, приступил к постановке оригинальных балетов-драм, причем столь натуралистичных, что возле театра стали дежурить кареты скорой помощи: после сцены пыток в мелодраме "Дочь Гудулы" некоторые дамы падали в обморок, а критики клеймили Горского "живодером" и требовали прекратить эту "каторгу". Словом, в 1900-е годы, когда в Петербурге еще властвовали "академисты", а Фокин совершал свою балетную революцию в выездной антрепризе Дягилева, в Москве беспрепятственно расцветал самый радикальный модернизм, мирно уживавшийся с самой добродетельной классикой, поскольку обе художественные ипостаси соединял в себе балетмейстер Горский. Чисто классические балеты он ставил превосходно и регулярно — ради наполнения кассы, для сохранения труппы в форме и на радость своим главным оппонентам-консерваторам Екатерине Гельцер и Василию Тихомирову, ведущим и всевластным премьерам Большого.

Александр Горский (1898 год)

Фото: РИА НОВОСТИ

Октябрьская революция Горского только окрылила: к ее первой годовщине он изваял батальный балет "Стенька Разин". Вместе с Немировичем-Данченко подверг радикальной переделке "Лебединое озеро" и "Жизель", изобразив виллис без всякого романтического флера — во всей их тленной покойницкой красе. Параллельно начал ставить балеты на музыку симфоний без всякого сюжета, и кто знает, куда бы завело его неуемное воображение, но время Горского истекло в самом буквальном смысле: он умер в 1924 году в возрасте 53 лет.

Балет Большого, ошарашенный лишениями "военного коммунизма" и административными новшествами, в 1920-е вел себя бурно: в класс ходил нечасто, зато страстно качал права, расколовшись сообразно возрастным категориям на два лагеря. Консерваторы, ведомые немолодыми премьерами, отстаивали нетленность классики. Молодежь во главе с 32-летним балетмейстером Касьяном Голейзовским в Экспериментальном театре (филиале Большого) искала революционные формы. И нашла их в "Иосифе Прекрасном" — библейском балете с весьма эротичным сюжетом, поставленном в 1925 году эстетом Голейзовским в оформлении Бориса Эрдмана: станки, кубы, плоскости — сущий авангард. Спектакль оказался превосходным, однако по понятным причинам долго жить ему не дали: в 1927-м из Большого удалили балетмейстера, а вслед за ним — и его балет.

Эксперименты были завершены: в том же году на сцене Большого появился балет "Красный мак" балетмейстеров Лащилина и Тихомирова — образец эклектики, признанный властями годным к употреблению пролетариатом. Мелодраму про китайскую танцовщицу, спасшую капитана советского корабля ценой собственной жизни, пролетариат полюбил: помимо детективного сюжета там была масса экзотических эстрадных танцев (включая матросское "Яблочко") и сахарный "Сон" героини, скопированный из староклассических балетов.

Екатерина Гельцер и Василий Тихомиров в балете "Корсар" (1912 год)

Фото: РИА НОВОСТИ

В 1930-м в недрах Большого обнаружился перспективный балетмейстер: 24-летний Игорь Моисеев бодро закончил застопорившийся было балет Лащилина "Футболист", перевел на балетный язык "Саламбо" Флобера, сочинил искрометных "Трех толстяков".

И остался бы СССР без знаменитого Ансамбля Моисеева, если бы талантливого честолюбивого москвича не вытеснили из Большого балетмейстеры-ленинградцы, присланные формировать репертуар, достойный "главного театра страны". Тогда же родился тезис, оказавшийся чрезвычайно живучим: "Сцена Большого не место для экспериментов". И Большой перестал экспериментировать, то есть жить самостоятельной жизнью: на его сцену переезжают готовые балеты, хорошо зарекомендовавшие себя на подмостках Ленинграда. Переезжают вместе с их авторами: Василием Вайноненом, Ростиславом Захаровым, Леонидом Лавровским (два последних и возглавляют труппу Большого в 1930-1950 годы). Все знаменитые драмбалеты сталинской эпохи, составлявшие тогда ядро репертуара: "Пламя Парижа", "Бахчисарайский фонтан", "Ромео и Джульетта" — были сданы москвичам "под ключ". Лишь однажды эта практика дала осечку: одобренный в северной столице "Светлый ручей" в Москве нарвался на убийственную критику идеологов "Правды": спектакль заклеймили как "балетную фальшь", балетмейстера Лопухова сослали в ленинградскую балетную школу, а композитор Шостакович навсегда зарекся писать балеты.

Кроме выписываемых из Ленинграда балетов и балетмейстеров Большой театр с начала 1930-х годов укрепляют педагогическими и актерскими кадрами. В Москву переезжают Марина Семенова, Алексей Ермолаев, после войны — Галина Уланова, Сергей Корень. Прибывают и превосходные педагоги — для труппы и для балетной школы. На ленинградское пришествие москвичи ответили династией Плисецких-Мессереров: Суламифь и Асаф сочетали танцевальный талант с педагогической гениальностью, их племянница Майя Плисецкая осталась в истории балериной уникального дарования и творческого долгожительства.

Картина Цезаря Кавоса "Портрет А. П. Глушковского в роли Рауля де Креки в балете "Возвращение из крестовых походов"" (после 1825 года)

Фото: РИА НОВОСТИ

На рубеже 1960-х из московского училища выходит небывало одаренное поколение. Екатерина Максимова, Владимир Васильев, Наталья Бессмертнова, Михаил Лавровский. Нина Сорокина, Юрий Владимиров — звезды, озарившие "золотой век" Большого театра. Наступил он в 1960-е, совпав с приездом в Москву очередного ленинградца — балетмейстера Юрия Григоровича. Как и предшественники, он перенес в Большой свои ленинградские балеты "Каменный цветок" и "Легенду о любви". Эти спектакли похоронили одряхлевший "драмбалет" — главный жанр сталинской эпохи. Реформатор получил пост главного балетмейстера Большого. И в 1969 году поставил главный московский балет ХХ века "Спартак". После этого он мог не ставить больше ничего: место в хореографическом Пантеоне ему было обеспечено. Григорович и не поставил ничего, равного "Спартаку": из немногих оригинальных его постановок можно выделить разве что зловещего "Ивана Грозного", прославляющего и оправдывающего царя-деспота.

"Золотой век" Большого кончился одновременно с "Золотым веком" — так назывался очередной балет Григоровича, прославляющий советскую власть. 1980-е — годы бесплодия: премьеры в Большом появляются не каждый сезон, удачи можно пересчитать по пальцам одной руки. Импорт исключен из обихода: западный балет почитался опасным в принципе.

"Лихие 1990-е" ознаменовались свержением Григоровича, довольно бестолковым правлением талантливого танцовщика Владимира Васильева, чехардой сменяемых балетных худруков и мучительными попытками встроиться в мировой балетный процесс, наверстав упущенное за весь XX век. В последние 12 лет жить стало веселее — одних премьер в эти годы случилось столько, сколько не было за пять советских десятилеток. Снова родилось поколение, заставившее заговорить о себе мир. Но чтобы описать все перипетии бурной жизни современного Большого театра, автору едва хватило 300 страниц собственноручно написанной книги.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...