Страна плохих

Ворующие и обманывающие — обычные герои нашей страны. Они же — герои фильма «Бабло» Константина Буслова. О фильме — Андрей Архангельский

В прокат выходит "Бабло" от Константина Буслова и киностудии СТВ — кино про подлинный интернационализм ворующих и обманывающих народов

Андрей Архангельский

Идея фильма "Бабло" кажется очевидной — это про бабло. Про чемодан с миллионом долларов, который переходит из рук в руки, про бандосов и ментов, повсеместное кидалово и человеческую жадность. С другой стороны, эстетами этот фильм воспринимается как умный и стебный экшен от Сельянова (глава кинокомпании СТВ; режиссер фильма, Константин Буслов — родной брат Петра Буслова, снявшего оба "Бумера"). Компания СТВ "снимает жанр" — редкий случай в стране, где с жанрами плохо во всех областях искусства, кроме доноса. Как сказал Даниил Дондурей, там, где у большинства нет убеждений и принципов, не может быть ни хороших детективов, ни хороших сериалов. Зато здесь успешно авторское кино, где принципиальное ощущение размытости и зыбкости как раз правдиво. То, что делает СТВ, и то, что сделал Буслов,— синтез авторского и жанрового кино. Тут просится сравнение с Тарантино, и зрители идут на сельяновские фильмы как на "Тарантино по-русски". Объяснив, в чем принципиальное отличие Тарантино от нашего кино, мы одновременно объясним и настоящую суть "Бабла", и понятие "жанровое кино" в России.

У Тарантино — и тут он не отличим от других американских режиссеров — зло всегда оттенено "чем-то другим". Это "другое" может быть нелепо или стилистически ничем не лучше зла, но оно всегда присутствует и его можно различить. Зло у Тарантино немотивированно — это да, но вот реакция на зло — как раз мотивирована вполне. Ключевое отличие "Бабла" — здесь нет никакой альтернативы злу: мы видим герметичный, завершенный мир, страну плохих, вороватых и подлых людей, где все одинаковы, и мир этот, ввиду отсутствия альтернативы, кажется аморальной нормой.

Круговерть бандитов, от мелких до крупных, включая этнические группировки; милицейские начальники — трое с большими звездами, четверо с маленькими; налоговики; сержант ГИБДД; девушки из отряда, как пишут в рекламе, "VIP-массаж, выезд", а также выдающаяся авантюристка из Харькова (Мария Берсенева). У Тарантино бандиты отделены от государства: у нас в кино еще со времен "Брата" милиционер неотличим от бандита. У Буслова эта идея расширена: бандиты и менты — просто более удачливая часть народа, который не лучше и не хуже, а именно точно такой же. Принципиальный момент — хороших тут нет вообще. В фильме есть смешной эпизод: бандиты по ошибке вламываются в дом к бандиту рангом пониже, к тому же бывшему. Ирония в том, что жертва вовсе не боится истязателей и пыток, и никакими утюгами удивить его нельзя. И преступники, и жертва воспринимают случившееся как рутину — жестокость описала своеобразный круг и вынуждена пытать саму себя. В своем роде тупик. А когда этот пытаемый сам превращается в бандита, мы видим, что разницы действительно нет никакой. Выход "Бабла" совпал с прокатом "Елены" Звягинцева, где "простые люди" — не меньшие нелюди, чем реальные бандиты. В "Бабле" народ, полиция и бандиты не просто едины — они нерасторжимы.

Несколько контрастирует бизнес, но лишь до первой совместной с ментами и бандитами бани. Экшена почти нет, а "жанром" можно назвать именно способность показывать нерушимую спайку моральных уродов. Никого не должно смущать, что это развлекательное кино. Пираты при абордаже тоже улыбаются, но эта улыбка называется оскал. А жанровая набедренная повязка — "экшен" или "комедия" — нужна мудрому Сельянову для того, чтобы его не лишили государственных денег (СТВ в числе других крупных киностудий получает денежные субсидии). Но за это бабло Сельянов не хочет снимать нечто гламурно-неосталинистское, вроде "Пяти невест" студии ЦПШ. И, прикрываясь развлечением (которое государство тоже считает важной задачей), ставит один за другим диагнозы несчастной родине.

Большая роль в фильме у еды. Константин Буслов оказался подлинным Гаргантюа: столы — от ментовских/бандитских полян и до холостяцких скромных ужинов на газетке — поражают стилистическим единством. Лучок и чесночок, водочка и картошечка, огурчики и помидорчики, сальце, укропчик, редисочка. Мясо, рыба, птица — избыточными, конечно, порциями. Это гастрономическое родство перетекает в единство генетическое: как один овощ похож на другой, так похожи друг на друга и нелюди, глодающие и обманывающие друг друга с одинаковой прожорливостью. На лицах ментов, бизнесменов и бандитов выражение одно и то же — знакомое нам по привокзальным площадям "я кину тебя при первой же возможности". Выдающаяся челюсть, скромный лоб, толстая шея, пустые глаза. Кликухи у героев интернациональные — Каха, Кислый; стволы одинаковых марок; культурные пристрастия — также: майор из управления по борьбе с оргпреступностью поет вдохновенно в караоке "Владимирский централ, ветер северный", а рядом одобрительно крякают то ли бандиты, то ли прокурорские работники. Это подлинное братство, братство по воровству. Это новая общность — пост-народ. Фраза из знаменитой песни "зла не меряно" вдруг кажется потрясающе точной: это значит, что зло заполняет весь объем и никакой альтернативы ему нет и измерить его нельзя, потому что не с чем сравнивать.

Но есть и хорошая новость. Кидалово, как выяснилось, является не менее сильной наднациональной идеей, чем, допустим, коммунизм. В кино тема дружбы народов так малоубедительна была потому, что строилась обычно на положительных примерах. А на отрицательных, как выяснилось, она вполне убедительна и сегодня. Даже если бандиты разных национальностей пытают или избивают друг друга — понятно, что это они не личную неприязнь испытывают, а просто такая работа. Неожиданно получается кино про подлинную, а не дутую дружбу народов, народов, которые занимаются общим делом — воровством. Наше кино наконец-то нашло правильную и точную интонацию, с которой можно говорить о серьезных вещах, не впадая в фальшь.

Метафора с переходящим из рук в руки миллионом, который, как выясняется, еще и фальшивый, прозрачна: наш бизнес — это воровство ворованного, поэтому ни у кого богатство не задерживается подолгу. Здесь нет ничего своего, и понять, кому деньги принадлежат на самом деле, невозможно именно потому, что — никому.

На премьере фильма в "Пушкинском" между прочих я увидел человека с полным ртом не золотых даже, а именно металлических зубов. Причем это явно не по бедности — это стиль. Дань прошлому. Некоторые из тех, кто пришел на премьеру, словно шагнули сюда прямо с разборок 1990-х — таких теперь только в кино встретишь, причем именно на бусловско-сельяновском. Эти люди смеялись, обсуждая фильм; тут же были какие-то московские чиновники третьего-четвертого ранга. Все вместе они сходили со ступеней "Пушкинского" как со стапелей, спускались к одинаковым машинам, припаркованным у бывшей "Шангри-Лы". Понятно, почему им понравился этот фильм: не потому что "похоже" — все-таки это сарказм, сатира, они уже понимают разницу между искусством и жизнью, спасибо Сельянову; а потому что это кино про мир, в котором им самим нет никакой альтернативы. У них действительно одинаковые прически, походка и жесты, и слова, думаю, тоже. Но главное — выражение лиц. С лицами режиссер угадал совершенно точно.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...