Генеральная прокуратура приступает к проверке Третьяковской галереи. Поводом стала публикация в СМИ анонимной жалобы на руководство музея. Директор галереи Ирина Лебедева рассказала "Огоньку", что проверяет прокуратура и кто недоволен изменениями, происходящими в Третьяковке
— Ирина Владимировна, чем вызван интерес прокуроров к Третьяковской галерее?
— В конце марта в "Живом журнале" появилась анонимка с критикой в адрес галереи. Оттуда она перекочевала в другие СМИ и вызвала бурный общественный резонанс. Наши правоохранительные органы обязаны реагировать на любые громкие публикации, связанные с обвинениями в коррупции. Они запросили у нас целый пакет документов, начиная от уставных до бумаг по нашим строительным и прочим проектам. Пока никакой реакции нет, и я думаю, что всерьез этим заниматься нелепо — есть масса более серьезных вещей. Но сейчас все тратят на это время — и правоохранительные органы, и мы.
— Приведет ли это к масштабной прокурорской проверке?
— Не думаю, прокуратуру вполне удовлетворили те документы, которые мы предоставили. Когда полтора года назад я стала директором, была проведена большая серьезная проверка деятельности предыдущего директора. Это обычная в таких случаях процедура. Тогда было обнаружено достаточно проблем. В ходе проверки часть людей уволилась, а кто-то — сразу после. Работала и Счетная палата, и финансовая проверка Министерства культуры. Мы регулярно писали отчеты о том, что мы делаем по ликвидации нарушений. Меняли структуры, приводили нашу деятельность в соответствие с нынешним законодательством. Недавняя повторная финансовая проверка Министерства культуры зафиксировала, что нами исправлено, и анализировала уже мою деятельность за это время. Но никаких серьезных замечаний не было.
— Из тех нарушений, который были до вас, что уже удалось исправить?
— Мы очень много времени потратили на грамотное и профессиональное оформление всего имущества Третьяковской галереи, это было нужно, чтобы правильно платить налоги. И мне как искусствоведу пришлось во все это вникать, что было нелегко.
— Какие обвинения в анонимке вас больше всего поразили?
— Обвинения в том, что мы хотим продавать коллекцию. Ничего более абсурдного я и придумать не могу. Но я понимаю, что для людей, которые далеки от музейной жизни, это звучит страшно — "распродажа достояния России"... Немногие понимают, что музейный фонд — это государственная собственность, а не собственность музея. Ничего продавать нельзя — это хищение государственной собственности, уголовное преступление.
— Коллектив понимает, откуда эта провокация?
— Не исключено, что это такая нездоровая реакция на наш успех. Я думаю, что это писали люди, которые уже не работают в Третьяковской галерее и болезненно переживают свой уход.
Этот текст для нас не новость. Он появился еще 17 января в нашей корпоративной почте. Я с ним, конечно, была знакома. И когда это появилось в "ЖЖ", главное чувство, которое я испытала,— чувство брезгливости. Потому что когда столько настоящих дел, этим заниматься как-то глупо.
Конечно, перемены в галерее затрагивают многих. В первую очередь пенсионеров. Мы пытаемся работать с кадрами, привлекать и поддерживать молодых сотрудников. У меня начальников отделов больше 10 человек, этим людям глубоко за 70. Им довольно тяжело угнаться за временем, за переменами, а уволить я их не могу, закон не позволяет. И получается, что они в глазах общества — хранители культуры, а я — злодей и бюрократ.
— Но у этих людей есть свой аргумент: а кто придет работать в музей, если уйдут они? Зарплаты же маленькие, вы сами это говорите.
— К сожалению, часть этих людей не в силах ходить на работу каждый день. Мне надо удержать молодых, учитывая нашу низкую зарплату и массу соблазнов вокруг. А как их удержать, если им не дают расти внутри музея?
Нужно быть честными. Если мы любим Третьяковскую галерею, должны подумать о том, что будет дальше, как дальше работать? А часто люди любят не галерею, а себя в галерее.
— Вы говорите о том, что необходимо двигаться вперед. Куда нужно двигаться Третьяковской галерее и что нужно менять?
— В отличие от всех других музеев, которые получили дворцовые помещения при своем создании, наш музей вырос из зернышко в ветвистое дерево. Галерея несколько раз стояла перед выбором: развиваться или остаться законсервированной. Сейчас понятно, что если мы показываем отечественное искусство за 1000 лет, музей должен развиваться — это касается и пополнения коллекции, и расширения музейного пространства, и поиска новых форм взаимоотношений со зрителем.
Павел Михайлович Третьяков так формулировал задачу галереи: соответствовать запросам общества. Мы видим новые возможности для галереи и часто не можем их реализовать — нет площадей, финансирования и т.д.
Растет интерес к интерактивным формам общения, необходимо развивать сайт музея. Очень много желающих привести своих детей на занятия в Третьяковскую галерею, а мы можем принять только ограниченное количество ребят. Нет возможности принять всех взрослых на наши занятия, например по лепке. Из-за кризиса заморожены планы по строительству нового здания для тех фондов, которые расположены в ЦДХ.
Мы очень рассчитываем на помощь только что созданного Попечительского совета. Его возглавил вице-премьер Дмитрий Козак, в совет вошли министр культуры Александр Авдеев, первый вице-мэр Москвы Владимир Ресин — они все наши проблемы знают изнутри. В совете — представители ВТБ, "Северстали", "Бритиш американ тобакко". Недавно было первое заседание, на котором нам поручили подготовить подробную программу развития на ближайшие пять лет. Только тогда Попечительский совет сможет нам реально помогать.
— А как вам самой далось превращение из искусствоведа в хозяйственника?
— Тяжело, конечно. Работаю по 12 часов в сутки.
— В этом году принят новый закон о финансировании бюджетных организаций N 83. Идет сложное разделение учреждений на казенные, бюджетные, автономные. Как это коснется Третьяковской галереи?
— Закон принят с 1 января. Мы — "бюджетное учреждение нового типа". Я бы не сказала, что в нашем нынешнем положении это что-то меняет принципиально. Государство нас финансировало и финансирует, какую-то часть мы зарабатываем и тратим сами. В этом смысле все осталось, как и прежде. Сложность пока с субсидиями. Этот момент не очень для нас до конца понятен.
— Что нам ждать от Третьяковской галереи в этом году?
— В этом году у нас с большим успехом прошла выставка Левитана. В последние дни музей работал до 12 часов ночи, и народ стоял в очередях до Садового кольца. Значит, эта потребность в общем культурном и национальном переживании в обществе есть, и мы ее точно уловили. Сейчас мы готовим сложнейшую выставку "Святая Русь", которая должна открыться в самом конце мая, а некоторое время назад с огромным успехом прошла в Париже и открывала год России во Франции. Шедевры древнерусского искусства собраны из 26 музеев и библиотек. Фактически это все то, что образует, организует нашу национальную память.
К осени мы готовим открытие выставки Николая Ге, одного из наших самых крупных религиозных живописцев, большого друга Льва Толстого. Она будет называться "Что есть истина?" — по имени одной из самых известных работ Ге. Выставка тоже будет большой, мы собираем работы на нее из разных музеев.