Фестиваль балет
В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко балетная труппа Мариинского театра представила московскую премьеру "Конька-Горбунка" Родиона Щедрина в постановке Алексея Ратманского. От лидера конкурса "Золотой маски" ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА ожидала большего.
Восторженные слухи о последнем оригинальном балете, поставленном Алексеем Ратманским на родине перед отъездом в США, донеслись сразу после премьеры. Говорили, что Майя Плисецкая, для которой ее муж Щедрин, молодой выпускник консерватории, и сочинил этот балет еще в 1960 году, на генеральной репетиции пришла в такой восторг, что прямо за кулисами вынула из ушей серьги и подарила их юной Царь-девице.
"Конек" и впрямь получился незаурядным. Начиная с оформления худрука театра АХЕ Максима Исаева, настругавшего отважную окрошку из русского авангарда, политической сатиры и чисто балетных комических аллюзий. Художник ограничил сценографию монохромными квадратами и прямоугольниками, одел братьев Ивана по образу супрематических крестьян Малевича, зато на рубахах выстроившихся в ряд бояр прорисовал зубцы кремлевской стены, а на брюхе государя разместил Спасскую башню. Население подводного царства господин Исаев обрядил в пышные тюники, характерные для балетных покойников и видений, причем на груди обоеполых утопленников красуются перевернутые отражения их физиономий. Норовистых "волшебных коней" художник превратил в испанских мачо, на костюмах "русского народа" с интенсивностью сезанниста прописал березки, абстрактный алый овал поместил на вполне конкретном месте — заднице подхалима Спальника.
Столь же богата аллюзиями и хореография. У знающего человека просто разбегаются глаза. Вот гротесковый Спальник (Юрий Смекалов) выделывает образцовый классический entrechat-six перед спящим Царем (Андрей Иванов) — совсем как фокинский Призрак розы у кресла вздремнувшей девушки. Вот цыгане выдают забойный пляс, сложенный из самых темпераментных характерных танцев — от молдавского до еврейского. В подводном царстве все движутся волнообразно-заторможенно, словно действительно под водой, но чужака Ивана принимают настороженно, как баланчинского Блудного сына: троекратно повторенная мизансцена из одноименного балета не оставляет в том сомнений. Царь-девица поводит плечиком a la Майя Плисецкая в самой первой постановке "Конька". Иванушка в своем коронационном танце высмеивает классические каноны построения мужской вариации: бабахает двойное assemble и останавливается, как бы забыв, зачем он его сделал; переходит было на заноски dessus-dessous, но сбивается от сумасшедшего темпа музыки; этот набор канонических виртуозностей венчает — к всеобщему удовольствию — победительно-бессмысленный большой пируэт.
Однако мозаика остроумных шуток так и не складывается в единую картину, стремительный спектакль не выглядит цельным, оставаясь лихим монтажом аттракционов. Причем не равного достоинства: в иных многолюдных эпизодах балетмейстер явно тянет время, неумеренно активно используя свой любимый прием — повторение одного движения всеми танцующими попеременно. И уж совсем слабым выглядит финал: так и не придумав, что делать с ликующими щедринскими фанфарами, Алексей Ратманский просто запускает под них поклоны артистов — совсем как в каком-нибудь Красноярском ансамбле танца имени Годенко.
Артисты Мариинского театра хореографию пересмешника Ратманского воспринимают по-разному. Кордебалет — с излишней серьезностью, как заданный текст. Но текст прочитан недостаточно внятно: недоработана сложная полифония массовых сцен — неточны ракурсы, не выверена высота поддержек, женский кордебалет сбоил на двойных пируэтах, не успевал за музыкой, а из шести танцующих "Русскую" корифеек трое не справились с коварным старинным gargouillade.
Солисты работали радостно и раскованно. Иногда чрезмерно раскованно: скажем, легконогий Леонид Сарафанов (безупречный виртуоз, справлявшийся даже с форсайтовской заумью "Головокружительного упоения точностью") сложнейшую партию Иванушки станцевал с непобедимым юмором, но с неоправданной небрежностью. Его периодически заносило на пируэтах, после двойных туров он приходил в позицию, которую лишь приблизительно можно признать второй, а фуэте в воздухе премьер проделывал так невысоко и неотчетливо, что его перепрыгивал простой солист Григорий Попов (Конек-Горбунок).
Отмеченная Майей Плисецкой Алина Сомова — истинно русская блондинка с ногами, растущими от ушей, и таким же безразмерным шагом — улыбалась и хмурилась, где положено, но слегка не поспевала за резвостями музыки и хореографии. В финальном адажио с тщедушным и невысоким Иванушкой она оказалась натуральной Царь-девицей — для пируэтов под рукой партнера госпоже Сомовой приходилось пригибаться, а верхняя поддержка подняла ее над сценой немногим выше обычного прыжка. Впрочем, несколько комичный контраст этой пары был, вероятно, запланирован хореографом — эти же артисты танцевали премьеру.
Предъявленный зрителям и жюри "Золотой маски" петербургский "Конек-Горбунок" — просто "Аватар" по числу номинаций. Их целых пять: "лучший спектакль", "лучший хореограф", "лучшая работа художника", "лучшая женская" и "лучшая мужская роль". И в общем-то возразить нечего, если бы в том же конкурсе не участвовал другой балет Алексея Ратманского — идеально выстроенные, вдохновенные "Русские сезоны", которыми хореограф запросто кладет самого себя на обе лопатки.