Интервью с Умберто Эко

Добрый Умберто Эко

рекомендует приготовиться к смерти
       Известный итальянский писатель, ученый и журналист Умберто Эко приехал в Москву. Ему присвоили звание доктора Московского университета honoris causa. Он прочел две лекции, встретился с коллегами, послушал оперу "Евгений Онегин" в Большом театре и посетил издательство "Университетская книга", где в скором времени выходит, пожалуй, самый известный в Европе его бестселлер "Как написать дипломную работу". 20 мая профессор Эко уехал в Петербург. А до этого встретился с корреспондентом Ъ ВАЛЕРИЕМ Ъ-ПАНЮШКИНЫМ.
       
       Умберто Эко, российскому читателю известный скорее как хороший писатель, преподающий какую-то там семиотику в Болонском университете, у себя на родине является фигурой чуть ли не скандальной.
       Потому что он действительно преподает в Болонском университете, а болонский доктор еще с XVI века, со времен комедии дель`арте являлся излюбленным объектом насмешек. Болонский университет самый рафинированный, самый замкнутый самый самодостаточный. Болонских профессоров испокон веков обвиняют в чрезмерном чванстве. Дескать, даже в булочной они объясняются исключительно по латыни. В свою очередь, болонские профессора — надо сказать, не без оснований — считают себя верхушкой интеллектуальной элиты, гнушаются неученых занятий и строго следят за тем, чтобы охранить свою академическую среду от чужаков.
       И вот представьте себе коллизию: болонский профессор Умберто Эко пишет бестселлер за бестселлером. Становится публичной фигурой, популярность которой уступает разве что популярности поп-музыкантов и телезвезд. Его фотографии появляются в светских журналах, папарацци охотятся за ним и выясняют, например, что Эко посещает ночные дискотеки. И при этом продолжает преподавать.
       Вовсе не исключено, что многие болонские профессора мечтали бы ходить на танцы и скрываться от папарацци, но положение не позволяет, да и светские журналы, как правило, не интересуются болонскими профессорами. Поэтому Эко вызывает у коллег всю гамму чувств от восхищения и зависти до зависти и отвращения.
       В Европе, конечно же, существует традиция так называемой университетской беллетристики, то есть беллетристики, написанной профессорами. Однако же литература эта, как правило, скучна и слишком интеллектуальна для широкого читателя. В этом смысле Эко сумел так соединить интеллектуальность с увлекательностью, что его карьеру можно считать чудом. На Западе ему равных нет. Разве что только в России полвека назад были два серьезных ученых, сумевших стать одновременно и популярными писателями,— Тынянов и Шкловский.
       Так что Эко нам, можно считать, как родной. Аудитории на обеих его лекциях полны, журналисты рвут его на части, а у входа во 2-й гуманитарный корпус Московского университета молодежь поджидает его с книжками и ручками для автографов.
       
       Эко появляется. Вид у него усталый и покорный. Переводчица его и референтка отгоняет журналистов, зевак и всех пугает, что, дескать, сейчас его замучают и он вообще ничего не станет говорить никому.
       На самом деле Эко и его переводчица играют в доброго и злого следователя и, кажется, получают от этой игры удовольствие.
       Когда наконец университетское начальство выделяет Эко отдельную комнату для дачи показаний, профессор, в сто двадцать пятый раз будучи спрошенным о том, ученый он, писатель или журналист, отвечает, что основной своей профессией считает игру на флейте.
       — Вы журналист, писатель или ученый? — настаиваю я.
       Эко смеется:
       — Я считаю себя скорее философом. Просто в один прекрасный день в возрасте пятидесяти лет я начал писать беллетристику. Только и всего. Я никогда не езжу на писательские конференции, зато езжу на философские и семиологические симпозиумы. Что же касается моей работы в журналах, понимаете, в Европе так принято. В отличие от Соединенных Штатов в Европе университетские ученые всегда в той или иной степени сотрудничают с общественно-политическими журналами. Это способ выразить свои общественные взгляды, может быть, повлиять как-то на те же средства массовой информации, потому что не существует иного способа критиковать газеты и журналы, как только публикуясь на их страницах. Во всяком случае, это нормально. За то, что ученый публикует политические заметки, никто не показывает на него пальцем и никто не называет его сумасшедшим. Впрочем, я не считаю журналистику второй или третьей своей профессией. Для меня она скорее способ препровождения времени.
       — Академический мир очень замкнут. Как вам удалось выйти за его границы? А главное, зачем вы это сделали?
       — B имеете в виду, зачем я написал свой первый роман?
       — Да.
       — У любого, у каждого университетского профессора без исключения в письменном столе лежит рукопись романа. Профессора делятся приблизительно на две равные группы: на тех, кто опубликовал роман, и на тех, кто боится или стесняется это сделать. В свою очередь, из профессоров, опубликовавших свои художественные произведения, 95% терпят полное фиаско, а 5% наслаждаются относительным успехом. Общая ситуация никаким образом от этого не меняется. Университетские профессора, даже если это профессора математики или химии, продолжают с невероятным упорством писать романы "в стол". Может быть, я немножко преувеличиваю, но знали бы вы, как часто коллеги в дружеской беседе признаются мне, что пишут роман или цикл рассказов!
       — И все же почему в один прекрасный день вы решили опубликовать роман, лежавший в ящике вашего стола?
       — Ответа нет. Это все равно, что спрашивать меня, почему я предпочитаю белое вино красному. Нипочему! Просто потому, что жизнь меняется и однажды мне взбрело в голову написать роман, а потом взбрело в голову напечатать. Ни одной серьезной причины для этого шага не было.
       — Чем отличается устройство мозгов академического ученого от устройства мозгов простого человека на улице?
       — А разве есть какое-то принципиальное отличие? Нет. Может быть, количественное. Мозги университетского профессора набиты всякой нужной и ненужной информацией, что, впрочем, ни в коей мере не является залогом более правильного отношения университетского профессора к жизни. Образование, к сожалению, не помогает жить. А про устройство мозгов спросите лучше у какого-нибудь нейрохирурга. Я никогда не делал трепанации черепа и понятия не имею, как устроены человеческие мозги.
       — Но почему тогда научные книги так скучны?
       — Вот уж я с вами не согласен! "Критика чистого разума", например, является книгой абсолютно научной, но, на мой взгляд, она увлекательнее многих романов. Может быть, это лично вам не интересно читать научные книги...
       — Потому что я нормальный человек...
       — Вот так и говорите. А по мне читать Платона значительно интересней, чем какой-нибудь роман из жизни американских полицейских. Может быть, Платон медленнее читается, но это дело привычки. То есть ваш интерес или безразличие к научным книгам зависит от того, с какой скоростью вы привыкли читать.
       — Ну хорошо, а можно написать научную книжку, которая стала бы бестселлером?
       — Конечно! Академические книжки тоже могут быть очень интересными, как... не знаю, ну, как романы Толкиена. С той лишь особенностью, что академическое письмо предполагает медленность ритма.
       — Скажите, а "Интернет", о котором вы сейчас собираетесь читать лекцию, не похож ли на описанный вами в романе "Маятник Фуко" заговор ученых?
       — Ха-ха-ха! Есть немного. Во всяком случае, со временем "Интернет" может превратиться в такой заговор и стать разрушительным для цивилизации.
       — Почему?
       — Потому что огромный объем информации, не рассматриваемой критически, может привести к безумию. На мой взгляд, это главная опасность "Интернета". Есть, наверное, некий критический объем информации, перебрав который человек уже не может отличить правду от лжи.
       — О чем ваша книга "Как написать дипломную работу"?
       — Да ни о чем. Я написал ее 30 лет назад. Меня настолько замучили студенты, всякий раз спрашивая, как начать, как кончить, как составить список литературы, что в один прекрасный день я просто сел и записал все свои из года в год повторяющиеся советы. Каждому студенту вместо двухчасовой беседы я выдавал распечатку. Однажды друзья посоветовали мне сделать из этих распечаток книгу. Я сделал. К огромному моему удивлению, книга эта разошлась тиражом 100 тысяч экземпляров, потому что студентам действительно нужно руководство по написанию дипломных работ.
       — А зачем нужно писать дипломные работы? То есть зачем нужно учиться?
       — Учиться абсолютно незачем. Люди просто делают это и все. Потому что это интересно. Потому что так принято. Кроме собственно учения, никакого смысла в учении нет. А дипломные работы по окончании университетского курса люди пишут исключительно потому, что написание диплома предусмотрено законом.
       — Скажите, ваши академические штудии...— я прерываюсь, потому что референтка Эко решительно подходит к столу, за которым мы разговариваем, и машет руками.
       — Простите, — говорит референтка.— Ваше время истекло.
       — Вы обещали! — пытаюсь я не сдаться.
       Но референтка неумолима:
       — Понимаете, он сейчас выдохнется с вами и не сможет читать лекцию.— Она глядит на Эко, а тот всей своей позой выражает абсолютную покорность.— Умберто, ты хочешь продолжать интервью или ты хочешь отдохнуть?
       — Я не знаю.— отвечает Эко, явно наслаждаясь игрой в доброго и злого следователя.— Я делаю то, что мне скажут. Я послушный.
       И я продолжаю:
       — Так помогают ли ваши академические штудии в написании романов?
       — Мне сложно ответить. Я не знаю, как и какие я бы писал романы, если бы не был ученым. Это все равно, что спрашивать, как повернулась бы европейская история, если б не родился Наполеон. Я не знаю. Никто не знает. Я не знаю, какие я бы писал романы, если б был, например, плотником. В том вся и штука, что первый роман я написал, имея за плечами несколько десятилетий университетской работы. И эта работа меня чему-то научила. Я имею в виду даже не столько умение разбирать текст и набор представлений о том, как делаются тексты. Но если бы я работал в мясной лавке, у меня, видимо, был бы другой жизненный опыт.
       А откуда,— спрашиваю я, уворачиваясь от укоризненного взгляда референтки,— взялась ваша фамилия?
       (Дело в том, что "Эко" по-итальянски значит "эхо" и вообще таких фамилий в Италии не бывает.)
       — А-а-а! Эту фамилию дали моему дедушке, который был подкидышем. То есть какому-то служащему мэрии показалось, что красиво было бы назвать ребенка Эхом.
       — Ваш любимый писатель?
       — После меня?.. Данте Алигьери.
       Эко ведут в аудиторию. Интервью заканчивается. Я понимаю, что, как всегда, не спросил самого главного:
       — Профессор, в чем смысл жизни?
       — Приготовиться к смерти.
       — Вы серьезно? Почему вы вообще отвечаете на мои вопросы?
       — Потому что я добрый.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...